Книга Славия. Паруса над океаном - Александр Белый

– Смотрите, – сказал сбежавшимся на звуки выстрелов бойцам, – смотрите на своего командира, который вас гоняет на занятиях по тактике, а сам нарушает свои же собственные инструкции и шляется где попало и как попало.

Никто, правда, мне пенять не стал, тут же по приказу Данко продолжили зачистку территории. Думаю, что напрасно. Если здесь уже был леопард, то в округе никаких других хищников, кроме гиен, встретиться не могло. Впрочем, гиен тоже надо перебить, иначе спать точно не дадут.

Самое интересное, что моя добыча взволновала очень многих. И негров-новобранцев, которые возле меня радостно прыгали, и всех наших кадровых бойцов. Да что там говорить?! Когда схлынул напряг, меня тоже взволновала. Помню, когда-то в детстве увидел на плечах закованного в кирасу князя Конецпольского плащ из леопардовой шкуры. Этот трофей он добыл, когда находился с посольством в Османской империи и охотился вместе с султаном. Вот и моей тайной мечтой было заполучить подобный трофей. Но теперь видел, что его шкура по размерам, если сравнивать с моим двухметровым трофеем (без учета хвоста), была снята словно с котенка.

Всех желающих помочь в свежевании отверг, кроме одного негра-новобранца, решил эту работу сделать самостоятельно, так, как мне хотелось. Пришлось немного помучиться при подрезке кожи глазниц, носа, ротовой полости и ушных хрящей. Подушечки лап подрубил кончиком ножа, затем отделил костные наросты, чтобы снять шкуру вместе с огромными когтями, а с хвостом управился быстро, стянул чулком. Собственной работой остался доволен, шкура была снята целиком, при этом резов и дыр нигде не наделал. А вот насчет выделки негры меня уговорили, обещали сделать мягонькой, по высшему разряду. В общем-то так и получилось.

Сегодня это был не единственный теплый луч света, упавший в мою взволнованную душу. Когда негры оттаскивали освежеванную тушу на разделку, в примятой траве блеснул крупный кристалл. Так я и нашел ту самую верхнюю россыпь кимберлитовой трубки – целых семь алмазов. Ничего никому не сказал, но приказал в этом месте вырыть двухметровую яму, срубить одно из редко растущих в саванне корявых и высоких деревьев и вкопать его стоймя. На недоуменный взгляд Ивана и вопрос, зачем я это делаю, пожал плечами, подозвал капитана Ангелова и лейтенанта Водяного, сказал:

– Причуда у меня такая, хочу, чтобы вы запомнили это место.

На ужин попробовал кусок запеченного кошака. Ничего так мясо, съедобное, правда, немного жестковатое и со специфическим душком, поэтому ошеек молодой антилопы мне понравился больше. Зато негры жрали леопарда с большими пиететом и аппетитом, чуть ли не приплясывали, нашим отцам-священникам их даже успокаивать пришлось.

К притоку Роси – реке Вааль, которую Иван назвал Тихая, вышли за один день. Теперь нас не связывал большой караван. Но небольшая группа крестьян, те самые переселенцы с Дона, все же не остались на маловодном Высоком Поле. Вообще-то ближайшие годы здесь не планировалось развивать сельское хозяйство, но, узнав, что мы идем к большой многоводной реке, крестьяне уговорили лейтенанта Водяного, кстати, дончака, а тот уже уговорил меня.

По пути следования пришлось топтаться на кусках черной блестящей породы, которая на поверку оказалась самым обычным каменным углем. Это была крайняя точка нашего путешествия. Здесь я никогда не был, но знал, что в той жизни где-то в этой местности на берегу реки стоял город Феринихинг. Англичане во времена второй Англо-бурской войны впервые в истории человечества устроили в нем большой концентрационный лагерь с немыслимыми условиями содержания, держали там в основном женщин и детей. При этом подали гадкий пример для подражания другим, еще молодым, но уже подрастающим беспринципным идеологическим вампирам.

Прибыв на место, решили не спешить и остаться на четверо суток, дать отдых и себе и лошадям. Все заметили, что здесь значительно теплее, чем на горном плато, по идее в это время тут даже ночью ниже десяти градусов тепла бывает очень редко. Так что в домах печь для обогрева топить не надо. Впрочем, на Высоком Поле тоже не холодно, но в июньские и июльские дни там топят часто. Сейчас погода стояла прекрасная, ярко светило солнце, а из-под прошлогодней лежалой сухой травы стала пробиваться редкая зелень. Как по моим ощущениям, температура воздуха днем была не ниже двадцати градусов тепла.

Пока народ строил времянки для жилья, мы с генерал-губернатором Бульбой и лейтенантом Водяным, как обычно, приняли участие в закладке фундамента цитадели, церкви и верфи. Чтобы не отвлекать личный состав от устройства временного жилья, взял в сопровождение роту Ангелова и отправился осматривать окрестности.

Крокодилов в этой реке не было, но бегемотов в одной из заводей встретили. И рыбы водилось много. Крестьяне вечером вытащили сеть, которая путешествовала с ними с самого Дона, и за один заход набрали три мешка крупняка, очень похожего на «фанеру», то есть наших лещей. Такие же плоские и огромные, как стиральная доска, которую видел в давние времена на даче у бабушки.

После полудневного перехода в верховье, не увидев никаких людей, на следующий день отправились в низовье. Здесь-то и встретили новых аборигенов, которые лично о нас ничего не слышали, но с белыми людьми уже встречались и очень плотно общались. И общение это для них, видно, было не из приятных.

– Там дикари, – сказал связной авангарда, который столкнулся с нами перед кустарником у кромки речного залива. Мы перебрались через прибрежную растительность и соединились с поджидающей разведгруппой. Перед глазами предстала бескрайняя саванна, усыпанная пасущимися стадами антилоп. А в километре от нас расположилось немаленькое селение аборигенов, на сотни три тростниковых хибар.

Нас тоже заметили. В селении возникли волнение и беспорядочная беготня, послышались крики и плач детей, а на окраине стали собираться вооруженные мужчины. В подзорную трубу их оружие было хорошо видно: они держали в руках небольшие луки с дугами около метра и небольшие стрелы сантиметров по сорок длиной. Наконечники стрел совали в тыкву с черной смолистой жидкостью, вероятно, парализующим ядом.

Сразу было видно, что это не негроиды. Сначала подумал, что бушмены, но те жили небольшими родами в более жарких местах, человек по десять – пятнадцать, ходили фактически голыми, как и встреченные дикари. Не считать же одеждой набедренную повязку, которая едва прикрывает причинное место, и ремешок с подвешенной страусиной косточкой на шее, обозначающей ранг охотника. Впрочем, как потом выяснилось, они имели одежду и потеплей: два зимних месяца кутались в звериные шкуры, чаще сидели в своих тростниковых халабудах и вели малоподвижный образ жизни.

На самом деле оказалось, что это родственное бушменам племя готтентотов.

Когда-то в той жизни, будучи по делам в Александер-Бее, спрятались с моим менеджером Дирком ван Бастеном на полчасика под кондиционером местного бара. Там-то и увидел подобные физиономии – веселая компания что-то шумно отмечала.

– Кто это? – спросил у Дирка.

– Готтентоты[34], – ответил он, отпил холодного пива и продолжил: – Они названы так, потому что во время разговора пощелкивают, произнося согласные, и вроде как заикаются. Но так говорить о них не надо, слово «заика» на их сленге имеет пренебрежительный и ругательный смысл. Так что драться полезут обязательно, а могут и прирезать. Сами себя они называют «койкоины» или «нама».