Книга Ветер перемен - Андрей Колганов

Краткая передышка позволила мне повнимательнее разглядеть своего собеседника. Он не просто устал. Лицо осунувшееся, глаза покрасневшие, явно от недосыпания, кожа бледная. Однако элегантный штатский костюм сидит на нем как влитой и выглядит так, будто только что из-под утюга. Белая сорочка тоже совершенно свежая, и галстук аккуратно повязан и нисколько не сбит на сторону. Но отвлекаться не стоит. Надо продолжать:

– Мне достоверно известен только один канал, по которому утекали золотовалютные ценности на Запад в двадцатом году. Это канал, обнаруженный по делу Гохрана, – Александрова, Пожамчи, Шелехеса. Курьер, представляющий группу, также сплавлявшую ценности на Запад, весьма вероятно, пользовался и тем же каналом. И это выводит нас на фигуру тогдашнего торгпреда в Эстонии Гуковского, к сожалению, покойного. Кстати, я не говорил бы о деле Гохрана исключительно в прошедшем времени. – И опять вижу едва заметную мимику на лице Дзержинского как реакцию на эти слова. – Возможно, утечки оттуда шли не только по вскрытым в двадцать первом году каналам. Поскольку в расхищении фондов Гохрана участвовали высокопоставленные лица, под прикрытием крайне небрежно документированной выдачи ценностей этим лицам к гохрановскому источнику мог присосаться кто-то еще.

– Кто же, по-вашему? – Феликс Эдмундович не очень-то доволен сказанным мною. – Вы думаете, что следствие нами не было доведено до конца?

– Не мне об этом судить, но состояние отчетности в Гохране тогда было таковым, что даже определить объемы выдач ценностей по запискам «сверху», а также установить точные размеры хищений, произведенных оценщиками, было попросту невозможно. Тут главный вопрос в другом…

В этот момент на столе Дзержинского требовательно звонит телефон, заставляя меня напрячься от неожиданности. Хозяин кабинета снимает трубку, и я слышу половину диалога:

– …

– Добрый вечер.

– …

– Непременно!

– …

– Нет, не сейчас. Завтра с утра, в Управлении.

– …

– До свидания. – И телефонная трубка возвращается на место. – Так в чем же вы видите главный вопрос? – настойчиво спрашивает председатель ОГПУ, не упуская нити прерванного разговора.

– Кто в Советской России мог организовать до начала двадцатого года широкомасштабный вывоз золотовалютных ценностей за рубеж и размещение их в швейцарских банках? Белые? Не в нашем случае, ибо курьер использовал связи среди советских работников. Коминтерн? Нет, ибо для таких операций у него были собственные «окна» за границу, и не было необходимости устраивать авантюру с прорывом под прикрытием вылазки «зеленых». Мы имеем дело, вероятнее всего, с конспиративной группой в нашей среде, но такой, которая не могла воспользоваться «окнами» и «тропами», организованными, например, Коминтерном или ВЧК, – показываю на своего собеседника пальцем.

– К чему вы клоните? – Дзержинский начинает проявлять нетерпение.

– Мне известна только одна группа, которая подпадает под указанные признаки. Возможно, могут найтись и другие, но мне известна только одна, и то – предположительно. Можно назвать ее остатками группы Свердлова, – пристально слежу за реакцией своего собеседника.

– При чем тут Яков Михайлович? – Феликс Эдмундович мрачнеет. Знает что-нибудь не слишком приятное? Или недоволен утечкой сведений? Все возможно…

– Сам Яков Михайлович, вероятно, тут как раз ни при чем, – спешу немного успокоить Дзержинского. – Но история, как мне известно, приключилась такая. В восемнадцатом году, когда Советская Россия съежилась до одной двенадцатой Российской империи, Политбюро поручило Свердлову организовать за рубежом условия для нелегальной работы на случай нашего поражения в Гражданской войне. Была создана группа, которая готовила в Европе конспиративные квартиры, подложные документы, счета в иностранных банках. К двадцатому году надобность в этой работе отпала, и вся налаженная конспиративная техника вместе с валютными фондами была передана Коминтерну.

Есть у меня, однако, подозрения, что некоторые участники этой группы могли оказаться нечисты на руку. Вероятно, именно они после передачи конспиративных каналов под контроль коминтерновским товарищам как раз и вынуждены были импровизировать с посылкой курьера через границу.

Условия нелегального вывоза ценностей за границу и реализации их там были таковы, что строгой финансовой отчетности по таким операциям в принципе не могло быть. Кроме того, сам Яков Михайлович умер в девятнадцатом, погибли от тифа или в Гражданской войне и некоторые товарищи из его группы. Так что концы тут отыскать крайне трудно. – После столь напряженного монолога мне вновь требуется передышка.

– Откуда вам известно о поручении Политбюро? Это ведь совершенно секретное решение! – Голос Феликса Эдмундовича стал жестким.

– От самого Старика, – небрежно пожимаю плечами. Блеф? Да, тот же блеф, что прокатил с Троцким. А ты поди проверь! – Я узнал о готовящейся операции даже раньше, чем Свердлов. В наше поражение мне не верилось, но следует считаться с неизбежными на войне случайностями. Поэтому посоветовал Ильичу поручить это дело группе молодых образованных товарищей, владеющих языками, но практически неизвестных по своей работе в партии, поставив их под негласный контроль ВЧК. Ведь если строить конспиративную технику на старых партийных связях, то за эту ниточку в первую очередь и потянут. Мне тогда показалось, что он согласился. Однако, – вздыхаю, – в Политбюро решили иначе. И по составу группы, и по методам контроля – тоже.

Дзержинский встречает мои слова то ли с недоверием, то ли даже с каким-то подозрением. Ожидаемая реакция, и ее надо преодолеть:

– Теперь, Феликс Эдмундович, из моих отношений с Владимиром Ильичом уже можно не делать особой тайны. Была у нас договоренность, еще до войны, что внешне мы с ним порываем отношения – даже ссору в Брюсселе для этого разыграли, – а на самом деле он будет использовать меня для анализа острых ситуаций, чтобы иметь взгляд человека, так сказать, со стороны. И, как видите, – на моих губах появляется усмешка, – нашей конспирации никто так и не раскрыл.

– Хорошо, пусть так… – тянет Дзержинский. – Но давайте вернемся к делу. Вы что-то хотите еще добавить к вашей версии?

– Разумеется, – киваю ему в ответ. – Остаются еще два принципиальных вопроса. Первый – кто автор письма? Мне известен человек, который подходит под имеющиеся признаки. Он был связан с зарубежными финансовыми операциями тогда, когда было написано это письмо, – и связан с ними до сих пор. Сейчас он возглавляет ARCOS Banking Corporation Ltd. Его партийный псевдоним совпадает с подписью автора письма – Андрей. Это – Александр Александрович Квятковский.

– Квятковский? – переспрашивает мой начальник. – Вы, случаем, не из-за своих личных конфликтов в Лондоне хотите приплести его к этой истории?

Гляди-ка, он и такие детали в уме держит. Да, «железному Феликсу» палец в рот не клади.

– Действительно, у меня с ним сложились очень плохие отношения – зачем отрицать очевидное? – и, полагаю, не без оснований. Однако я не собираюсь его никуда приплетать. Считаю лишь, что совокупность обстоятельств располагает к тому, чтобы эта версия была проверена, и только.