Книга За Русское Дело на сербских фронтах - Борис Юрьевич Земцов

люди этой страны – это что-то единое, очень решительное, очень могучее. Весной 1993-го, когда воевал добровольцем под Вышеградом и изучал «сербский социум», что называется, «изнутри», я ещё более укрепился в этом выводе. Я даже пытался тогда сравнивать состояние духа сербов, уровень их пассионарности (не обойтись тут без модного словечка) с настроениями своих соотечественников и со стыдом одному себе признавался, что такое сравнение «не в нашу пользу»: братья-славяне куда более мужественно и решительно противостоят Мировому Злу, чем мы – русские. А тут… растерянность и безучастность. Неужели война, распад державы южных славян и прочие беды так безжалостно изменили характер наших братьев?

Впрочем, стоит ли спешить с выводами? Разве один вечер, пусть даже вечер первого дня большой войны, даёт основания для подобного приговора?

* * *

Получилось, что в первую военную белградскую ночь ночлега в общечеловеческом смысле этого слова у нас вовсе не было. Часа три мы слонялись по центру: присматривались, прислушивались, словом, постигали суть атмосферы приговорённого города. Потом вспомнили, что где-то здесь должно быть здание посольства государства, гражданами которого мы являемся. Здание нашли. Здесь надеялись получить какую-то поддержку, хотя бы разжиться ночлегом, услышать дельный совет. Наивные! Даже на порог посольского здания нас не пустили. По переговорному устройству какой-то клерк, не дослушав моего, и без того сжатого, сообщения о ситуации, в которой оказались два журналиста «Независимой газеты», отрезал жестяным голосом:

– Ничем помочь не можем…

И отключил, гад, домофон.

Ни «извините», ни, тем более, каких-то советов и рекомендаций. После этого никому не советую рассказывать мне, что всех дипломатов в нашей стране учат хорошим манерам, а посольства РФ за рубежом являются местом, где соотечественникам всегда готовы помочь.

По-детски захотелось помечтать, как было бы хорошо набить морду этому «птенцу гнезда Козырева», только обстановка к мечтаниям располагала менее всего. Куда важней было определиться, как скоротать остаток ночи и как добраться рано утром до офиса, чтобы зарегистрироваться на московский авиарейс. Последняя проблема решилась просто: оказалось, что офис располагался в центре Белграда, до него быстро дошли пешком, а остаток ночи коротали… на лавочке в расположенном поблизости скверике.

Здесь на долю секунды посетила моё сознание трижды дерзкая, но вполне профессиональная мысль: а не остаться ли с учётом важности всего вокруг происходящего ещё на несколько дней в югославской столице? Как-никак события здесь разворачиваются, без преувеличения, мирового масштаба. Вот бы насобирать для газеты эксклюзивного, что называется, из первых рук, материала, наделать снимков, взять актуальные интервью и т. д. Начало реализации такого плана виделось простым: утром переоформить наши билеты на более позднюю дату. Мой напарник бесцеремонно вернул меня с небес на землю. Заодно и напомнил о насущном:

– А чего мы здесь жрать будем? А кто нам отель оплатит? А как мы по городу передвигаться будем? Здесь же война: аккредитация нужна, пропуска специальные, разрешения на съёмку… Кто всё это организует?

Увы, в тот момент ни на один из этих вопросов я не был готов ответить. Жёсткая правда жизни уверенно теснила романтику профессии. Нисколько не удивился, когда Артём безапелляционно подытожил:

– Ты как хочешь, а я – домой, с меня уже хватит…

Чего «хватит», уточнять я не стал. Попытался представить своего нынешнего спутника в ситуации шестилетней давности: на «положае» на высоте Заглавок в окрестностях сербского города Вышеграда. Не хватило воображения. Подумал про себя, насколько точно и универсально простенькое, прихваченное ещё из дворового и пионерлагерного детства тест-лекало: «Ты пойдёшь с ним в разведку?»

Ну и мелькнуло глубоко внутри мудрое, хотя и трусоватое: «А, может быть, всё к лучшему…»

* * *

Конечно, в конце марта в Белграде куда теплее, чем в Москве. Но не настолько, чтобы ночевать под открытым небом без спальников и одеял. К утру продрогли, к месту регистрации не шли, а бежали судорожной трусцой. Предвкушали, как очень скоро окажемся в самолёте, поедим чего-то горячего, возможно, разживёмся спиртным, как здо́рово будет просто вытянуть в тепле ноги, поглядывая в иллюминатор, осознавать, что ты летишь домой. Если б так…

Молодой серб (я «на автомате» отметил – «призывного возраста»), едва взглянув на наши протянутые билеты, замотал головой:

– Не можно…

И вдруг затараторил на вполне сносном русском:

– Ночью… Аэропорт… Самолёты… НАТО… Всё… Бомбы, ракеты … Ничего нет…

Для пущей убедительности скрестил на груди руки.

Мне показалось, что в его голосе звучало что-то похожее на радость. Показалось только на тысячную долю секунды, потому как сам себя одёрнул и даже пристыдил: ну какая тут радость может быть у человека, когда ни за что ни про что начинают бомбить столицу его родины.

Оказалось, зря одёргивал, потому что серб, уже откровенно улыбаясь, почти торжествующе пояснил:

– Вот, если бы вы нам передали ракеты С-300, всё хорошо было… НАТО не было бы… Бомб не было… Рейс Белград – Москва был… А сейчас аэропорт – вообще нет… Бомбы…

И опять сделал руками жест, будто показывая, что натовские ракеты и бомбы просто сравняли аэропорт с землёй.

Чисто по инерции я огрызнулся:

– Где мы тебе возьмём С-300?

Для пущей убедительности похлопал по тощей дорожной сумке и добавил несколько сербских (вот оно, эхо лингвистического обмена с братьями-славянами на передовой в окрестностях города Вышеграда) ядрёных ругательств.

На серба это не произвело никакого впечатления. Он уже откровенно лучезарно улыбнулся, решительно отодвинул от себя наши авиабилеты и углубился в какую-то бумагу. Было понятно, что за этой стойкой российско-сербский диалог никакого развития не получит.

В угрюмом молчании добрели мы до той же лавочки в сквере, что приютила нас минувшей ночью. Присели. Задумались. Похоже, обоих волновал один и тот же простенький, но запредельно актуальный в теперешней ситуации вопрос: «Что делать?»

Увы, коллективного конструктивного мозгового штурма по этому поводу не получилось. Артём включил уже знакомую пластинку:

– Чего я с тобой поехал… Упёрлась она мне, эта Югославия… В Москву хочу… Меня дома ждут…

Показалось, что уже известные слова звучали сейчас агрессивно, почти угрожающе.

* * *

Когда-то, очень давно, прочитал я в детской книжке правильный афоризм про то, что не бывает безвыходных положений, а бывают только отчаявшиеся люди. Пришло время в очередной раз вспомнить эту истину, попытаться примерить её к нынешней обстановке. Вспомнил, примерил и… с ужасом обнаружил, что мудрое изречение на этот раз не работает: никаких просветов в этой ситуации не обнаруживалось.

Даже если на восстановление разрушенных натовскими бомбардировками взлётных полос будет брошена вся возможная техника и все специалисты, всё равно до возвращения аэродрома в рабочее состояние