Книга Домоводство. Первые уроки - Вероника Вячеславовна Горбачева

добить упавшего, дорогая донна? Как некрасиво…

Ох, этот недобрый и хорошо читаемый взгляд!

Разноцветные глаза моей свекрови зло суживаются. Ага. Уловила посыл. Сейчас взовьётся.

Но не тут-то было.

Дон Теймур небрежным жестом останавливает готовую сорваться с её губ гневную тираду. И, как ни в чём не бывало, поворачивается к гостю.

— Ошибаетесь, дон Хуан. Это не иллюзия.

Одобрительно поглядывая по сторонам, идёт прямиком к столу, к моховой кочке. Срывает и без тени колебаний пробует несколько ягод. Ещё одну давит в пальцах. Нарочито медленно оттирает белоснежным платком сок и демонстрирует присутствующим оставшееся, вполне реальное розоватое пятно с крапинками мякоти и семечек.

— И лучше бы вам оставить при себе всё, что вы собирались высказать, дон Хуан. И тебе, дорогая Белль, — припечатывает он. — Дабы после не сожалеть, не брать свои слова назад и не извиняться; для последнего у вас обоих и без того достаточно поводов.

Донна Мирабель вспыхивает, бросает на меня — не на мужа! — уничтожающий взгляд и величественно направляется ко второму свободному кресло. И вдруг замирает в ужасе. С кресла соседнего, прямо из-под небрежно сброшенной груды её драгоценных горностаев, выныривает парочка мышей-полёвок. С писком скатывается в траву, но не убегает прочь, а вскакивает на задние лапки и, лишь дождавшись целого выводка крошечных детишек, растворяется с ними в густых кущах. Остаётся лишь отдать должное выдержке «первой леди», не завизжавшей во весь голос.

Её супруг сжимает губы, сдерживая усмешку. Нервно взглянув на него, донна Мирабель оглядывается на кресло, убеждается, что больше подвохов нет, и с пунцовыми от негодования щеками всё-таки присаживается. Аккуратно. На краешек. Лицо её дышит гневом.

А я не к месту — хотя как знать, может, и очень вовремя — вспоминаю, как недавно меня чуть до обморока не напугало целое семейство летучих мышей, притаившихся под моей шляпкой в гардеробной. Едва до беды не дошло, много ли нужно глубоко беременной даме! Люся-Лусия долго потом отпаивала успокоительным чаем меня, а заодно и себя, каясь, что проглядела этакую-то страсть. Но я-то хорошо понимала: это не её недогляд.

Донна Мирабель, отвернувшись, яростно трёт щёку… да так и замирает, стараясь не поворачиваться ко мне правой стороной лица, как неопытная модель, которой фотограф, усадив в наиболее выигрышном ракурсе, строго-настрого приказал зафиксировать позу и держать. Лишь до побеления пальцев вцепилась в складки пышной юбки.

— Правильно ли я понял, что сие засилье дивной флоры — побочный эффект от концентрации, донна Иоанна? — как бы между прочим, вскользь, уточняет дон Теймур. — Остаётся гадать, сколько ещё чудных открытий вы нам готовите. Превосходно.

И оборачивается к дверям.

Вошедший доктор Гальяро мрачен. На красивом породистом лице суровая решимость. Не останавливаясь, он наступает прямо на дона Иглесиаса. Сжатые кулаки объяты голубоватой дымкой. Ещё немного — и… Будь доктор чистокровным некромантом, эмоциональным и вспыльчивым — дон Хуан получил бы сейчас увесистую оплеуху, как по мне — заслуженную. Но толика паладинской крови не могла не повлиять на характер, наградив целителя умением сдерживаться.

А жаль.

Впрочем, дело, кажется, не только в высокоморальных принципах нашего доктора. Только что лицо его дышало гневом, но вдруг ему на смену приходит настороженность.

— Где ваш родовой медальон, дон Хуан?

Простейший вопрос, а звучит как-то зловеще. Дон Иглесиас, по всей видимости, ожидал обвинений, упрёков, возможных оскорблений… но не такого.

Рука его инстинктивно тянется к груди. Должно быть, искомый предмет носился именно там, но сейчас пальцы дона скользят по шитью камзола в попытке схватить пустоту.

— Не понимаю, — бормочет он. — Обычно он всегда при мне. Но при чём здесь…

— Дон Хуан!

От резкого оклика дона Теймура мы с Элли вздрагиваем. Шуточки кончились. Глава суров и холоден, как питон перед атакой.

— Дон Хуан, не далее как полчаса тому назад я задал вам тот же вопрос. И вы точно так же обнаружили, что родового знака на вас нет. И были поражены этой потерей. Хотите сказать, что уже забыли наш разговор?

Тот вскидывается.

— Дон Теймур, я ещё не выжил из ума! Этого просто…

Побледнев, отступает:

— Если только меня не заворожили. Но кто?

— Благодарю вас, доктор, — мой свёкор кивает Гальяро. — Вы помогли мне найти последнее звено в этой цепи загадок. Дон Хуан, что ещё было у вас в родовом медальоне, не напомните? Защитный амулет? Индивидуальный, направленный на ограждение от воздействия кого-то конкретно? Напомнить, от кого именно?

— Я так и думал, — без малейшего сочувствия к вмиг постаревшему Иглесиасу роняет доктор. Бросает в сторону побледневшего дона смягчившийся взгляд и добавляет уже без былой агрессии: — Похоже, здесь нужна помощь профессионала. Дон Теймур, вы ведь хорошо работаете с памятью?

Иглесиас, собравший, по-видимому, остатки достоинства, гордо встряхивается.

— Доны, я не понимаю, в чём дело. Объясните, что происходит?

— В чём дело, Тимур? — вклинивается и резкий голос донны Мирабель. Как же без неё!

Глава лишь морщится с досадой:

— Подожди, дорогая. Скоро узнаешь. Дон Гальяро, поддержите меня своей светлой энергетикой, тут лучше действовать разнополярно, для надёжности.

Сердце моё сжимается в предчувствии чего-то нехорошего. Однако на первый взгляд не происходит ничего серьёзного. В руках у Главы оказывается массивная золотая цепь из крупных звеньев, перемежающихся рубинами гладкой огранки. Миг — и вот уже она на груди гостя, делает его чрезвычайно похожим на какого-то средневекового короля. Дон Теймур и доктор Гальяро застывают на несколько секунд: один вроде бы как дружески обнимает его с правой стороны, другой поддерживает с левой. Вспышка голубовато-чёрной ауры над цепью… И будто бы не было ничего. Дон Иглесиас растерянно оглаживает толстые звенья.

И бледнеет ещё больше.

— Даниэла… Змея!

И падает.

Мужчины успевают его перехватить.

Мы с Элли поспешно освобождаем диван и в четыре руки живо отпихиваем в сторону столик, чтобы не мешал уложить пострадавшего. Мы тоже ничего не понимаем, как и Мирабель,