Книга Цвет магии - чёрный. - Мария Николаевна Сакрытина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Значит, нужно обзавестись таким щитом, который не насторожит Виету, а заставит сидеть спокойно и просто наблюдать за мной, не колдуя. При этом самому нужно иметь возможность думать, чтобы выработать стратегию, а не отвлекаться на заклинание…
Стратегию! Рай бы снова сказал, что я умничаю.
Интересно, а что бы он сделал, если бы узнал, что меня хотят использовать для грязных целей семейка высокородных аристократов? Посмеялся бы, наверное. Раньше этим аристократом не требовалось меня караулить. Они могли просто заплатить – и всё я бы для них сделал как миленький.
Забавная штука – жизнь.
Виета по-прежнему наблюдал. Магию применять нельзя, значит…
В библиотеке из воздуха – то есть, из портала, конечно – появилась стайка ведьмочек – старшекурсниц. Щебетали они, кажется, об артефакторике. Надо же, как по заказу! План в моей голове созрел моментально.
Я снял флер и встал так, чтобы они меня заметили.
Ворон наблюдал за мной слишком давно, он бы удивился, подойди я к девушкам сам. Но всё выглядело так, словно у меня просто «сбойнуло» заклинание, как говорят демоны. Неопытный дурачок из Средних миров не удержал флер, какой… идиот! И я по-прежнему смущался, когда волшебницы окружили меня – а они окружили, уж это я умел. Мой навык спутника не работал, похоже, на одной Алие, а эти девицы уже через полчаса готовы были прыгнуть ко мне в постель, все одновременно, если угодно.
Виета уселся в дальнем углу читального зала, где нас было хорошо слышно и видно, но я постарался о нём забыть. Девушки говорили об артефакторике – я же мог сыпать комплименты легко, совершенно не задумываясь. А в это время изучать какие угодно книги, хоть про сны, хоть про ментальную магию. Ворон не стал бы заклинать меня в присутствии стольких зрителей. Я был в совершенной безопасности.
Через два часа я выработал стратегию и обзавёлся десятком приглашений в спальню, «когда ты, юный мастер, будешь свободен».
Мне даже было приятно снова почувствовать себя привлекательным. Удивительно: обычного страха перед юными аристократками я не чувствовал. А ведь они все как на подбор были из высшей нуклийской знати, в чём немедленно признались. Может потому что в моих мыслях уже сидел Криденс с его семьёй интриганов?
Или Алии удалось излечить меня от этого недуга?
Прощаясь с девушками, я точно знал одно: флирт – это не так уж страшно. Я никогда его не полюблю, как Сэв, например. Но пугаться женщин, наверное, больше не буду.
А ещё: Криденсу сегодня придётся оставить меня в покое раз и навсегда.
За обедом Нил сухо поинтересовался, нашёл ли я в библиотеке то, что искал. Потом опять предложил помощь, но я лишь с беззаботной улыбкой покачал головой. У меня всё отлично. Как может быть иначе?
На самом деле всё отлично, конечно, не было.
Магия похожа на уравнение с множеством переменных. То есть, на задачу, но в сухом остатке, на бумаге, это всегда формулы. Я знаю, очень многие волшебники со мной не согласятся. В мемуарах нуклийских Повелителей магию представляют и как краски, и как нити, и даже как вязальные схемы. Шутка нашего сознания: магия настолько необъятна, что человеческий мог пытается, как может, её упростить. И представляет как что-то лёгкое, удобное именно нам.
Я вижу заклинания как геометрические фигуры и шнуры… Или провода. А Шериада однажды призналась, что магия для неё – музыка, а заклинания – партитура.
Но универсальным языком считаются цифры, так нас учат в Арлиссе, хотя ни один волшебник не настаивает на однозначном восприятии колдовства. Другими словами, теоремы, как в школе, писать на доске не заставляют.
Схемы – другое дело, но отнюдь не каждое заклинание можно воспроизвести пентаграммой. Они просты, проще уравнений, поэтому нам их показывают первыми.
Я ещё в первый месяц, дурея от невозможности наколдовать хоть что-то, залез в магию цифр. И вздохнул с облегчением: этот язык я знал. Нет, мне не всё было понятно, и да, пришлось как следует потрудиться, чтобы хотя бы освоить азы, зато дальше… На бумаге теормагия перестала представлять для меня неразрешимую проблему. Правда, только на бумаге.
Зато теперь я мог колдовать.
Магия сложна ещё и потому, что нет универсальных заклинаний. Каждое приходится подстраивать под волшебника. Наверное, это похоже на творчество: Тина как-то сказала, что несмотря на общие правила, картина, бывает, не получается. Вроде бы всё учёл, всё знаешь, но… Не идёт.
С магией так же. Нужна хоть капля нового, что-то только твоё – чтобы подействовало. Банально, например, в схеме это может быть кровь. Или крючок, который рисуешь в «сердце» только ты. Рисуешь и знаешь, что он должен там быть.
К вечеру я составил в блокноте такое уравнение, которое при большой-пребольшой удаче сработает и против того, кому Криденс прикажет на меня напасть, и против самого Ворона.
Но всё это лишь на бумаге.
Урок Байена ещё никогда не был таким долгим и скучным.
- Демон не будет ждать, когда ты опомнишься и перестанешь витать в облаках, мальчишка! – ворчал учитель, наблюдая, как я черчу пентаграмму на клочке пола, который еле-еле удалось освободить от чьих-то костей, клочков кожи и прочего мусора.
- Надо будет – подождёт, - пробормотал я, с трудом пытаясь сосредоточиться. В моих мыслях царил Криденс.
- Что ты сказал? – удивился Байен.
- Ничего, учитель. – Я поставил в «сердце» точку и привычно вытер руки о платок. Тот весь уже был в моей крови.
- Как же вы все начинаете дерзить, когда только-только добиваетесь малейшего успеха! – Наставник изучал мою работу так, словно перед ним была не пентаграмма, а несвежий труп. Впрочем, судя по состоянию его кабинета, Байен вряд ли морщился при виде трупов. – И всех вас это губит. Помяни моё слово, мальчишка, ты ничем не лучше других.
- Вас тоже?
- Что?
Нил у стены отвернулся, скрывая усмешку. Да уж, на Байена сегодня точно напала избирательная глухота.
- Вас это тоже погубило?
Байен не обиделся: нуклийская «золотая молодёжь», уверен, вела себя на занятиях ещё хуже.
- «Тебя». Учи язык, мальчишка. Если у тебя такие проблемы с нуклийским, то как же ты выучишь
