Книга Почти врач - Алексей Викторович Вязовский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И ведь никого ко мне не садят, под окнами, в отличие от кинофильмов, не изнывают страждущие передать весточку. А мент, с которым у меня случилась такая замечательная в своей лаконичности беседа, на посулы вознаграждения за звонок по нужному номеру пообещал только нанести мне телесные повреждения. Причем все посулы он уместил в простое пятибуквенное слово. И у меня язык не повернулся пошутить, где же он возьмет это самое обещанное, будучи существом мужского пола.
Я пнул стену. Что же делать?
Глава 18
Потом я еще не раз то дремал, то просыпался и пытался хотя бы ходить по тесной камере. Который там, на воле, час, я не знал. Часы-то у меня тоже отобрали. Так что, когда загремел дверной замок, я даже подумал, что это принесли пайку. Хотя тут же отогнал крамольную мысль: на довольствие задержанные попадают со следующих суток. Дадут воды попить в первый день, считай, повезло. Или это решили меня дернуть для снятия показаний? Так вечер уже, все рассосались, на службе только дежурный, а я ему совсем не интересен, и так будет чем заняться. Остался только один вариант – ко мне кого-то подселяют. Ну, если это не какой-то конченый урод, то хоть поговорить будет с кем.
– Панов, на выход, – сказали от входа. А что делать? Я же вежливый, позвали – пошел.
Проходя мимо дежурки, я посмотрел на настенные часы. Нет, правда? Всего три с половиной часа прошло? Или они остановились? Никакой ночи еще нет, и белый день в разгаре? Офигеть! Меня по лестнице провели на второй этаж, далее по длинному коридору и остановились возле двери. Мент заглянул в комнату и сразу же завел меня туда. Ого, давненько не виделись! Поклонник зубных протезов из желтого металла, с которым мы тогда в гаражах общались. И снова в гражданском.
– Садитесь, – хмуро кивнул опер на казенный советский стул.
Мне всегда казалось, что дизайн этой мебели разрабатывался тупорылыми садистами, до того нелепо они выглядели в любом интерьере. Вот у Борхеса, помнится, был рассказ про то, как нашли мебель для инопланетчиков и как это обстоятельство привело в ужас свидетелей этого дела. Наверняка аргентинец про советские стулья писал.
– Что, весело, Панов? – с каким-то злорадством спросил блюститель закона. Блин, даже звание его не знаю.
– Вы бы представились, – заметил я. Странно, никакого страха я не чувствовал. Вот так, наверное, старые сидельцы спокойно относятся к следующему сроку, ибо тюрьма им – дом родной. У меня, конечно, другие резоны, но я тоже отрицательных эмоций еще не испытывал.
– Протокол подписывать будешь – узнаешь. Светит тебе, гражданин Панов, срок не очень большой. Во-первых, за причинение телесных повреждений гражданину Тарасевичу, статья 109, там санкция мелкая, до двух лет. Плюс 191 прим, сопротивление сотруднику, от года до пятерки. Ну ты у нас первоход, характеристики тебе дадут хорошие, наверное. Так что суммарно года на три.
Он вскочил на ноги, обошел обшарпанный стол и остановился возле меня. Крутить головой, следя за его перемещениями, я не стал. Поэтому, когда он наклонился и заорал мне прямо в ухо, это получилось довольно неожиданно.
– А ты знаешь, тварь, что у Осипова два пальца на руке ампутировали? А Гордеев на одно ухо не слышит?
– Это кто, извините?
В ответ мент схватил толстенный фолиант и со всей дури стукнул меня им по темечку. Не самое приятное ощущение, честно признаюсь. В голове зазвенело, а ко всему я еще и язык прикусил. Ну, говнюк, я тебе этого не прощу!
– Это наши сотрудники, которых ты с дружками покалечил! Да я тебя! В камеру к уголовникам! Там таких красавчиков любят!
– Даже не сомневаюсь. Аж целому менту ухо сломал. А точно сломал? Справочку из травмпункта покажете?
– На ознакомлении с делом почитаешь, пидорок. Машкой на зону пойдешь!
– Вы извините, это ваше официальное заявление? В протокол внесете?
Для себя я решил повыпендриваться. Будут бить – есть шанс, что погасят быстрее. Как кто-то советовал, в таких случаях лучше не признаваться ни в чем. А лучше молчать.
Тут, правда, выяснилось, что золотозубика показания вообще не волнуют, и он показал мне простой носок, из какой-то синтетической дряни, чем-то заполненный.
– Это песок, – зачем-то объяснил он мне. – Следов не остается, но почки и прочее нутро я тебе отобью. Ты, сука, в этом кабинете много здоровья оставишь.
Проверить эффективность приема мне не довелось. Будем считать, крупно повезло. Потому что дверь позади меня распахнулась, и вошел кто-то, не слишком здесь ожидаемый. Зубастик встрепенулся, но сказать ничего не успел. Ибо за первым вломился второй, а за ним и третий. Поступь у всех них была почти балетная. Показалось ли мне, или стекла в оконной раме действительно задрожали?
– Ну что, Андрей Николаевич, развлекаемся? – спросил знакомый голос, и его обладатель прошел вперед и сел на любезно освобожденный стул прямо напротив меня.
Ого. Да тут про сегодняшний день будут долго легенды рассказывать. В основном шепотом. Ибо вряд ли ранее сюда заглядывал генерал КГБ при параде – в мундире и фуражке, в штанах с лампасами… Цинев брезгливо пододвинул к себе бланк протокола допроса, еще пустой, хмыкнул и посмотрел на меня.
– Здравствуйте, товарищ ге…
– Не на плацу. Здравствуйте, Андрей. Всё в порядке у вас?
– В общем, да, Георгий Карпович. Слегка побили, но до гестапо пока не дошло.
– Ну пойдем тогда. Этого – задержать, – сказал он уже своим сопровождающим.
И мы пошли на первый этаж, где присутствовали еще трое мордоворотов с кулаками размером с мою голову. Дежурный трясущимися руками выдал мои вещи.
Рассовывая по карманам свой скарб, я наблюдал, как лейтенант сдает журнал учета следакам, рядом стоят понятые. Может, в какой другой ситуации я бы посочувствовал всем им, но не сегодня. Что-то прогнило в «ментовском королевстве». После убийства в Пехорке, как шептались в зале суда, по компрометирующим обстоятельствам было уволено более трех сотен сотрудников линейных отделений милиции, а одно – так и вовсе расформировано.
Застегивая ремешок часов, я посмотрел на циферблат. Почти пять уже. Сходил по магазинам за продуктами, называется. И бульончик сварил, конечно же. Да Аня меня распнет.
Мы вышли на улицу, и я снова поблагодарил Цинева.
– Только как вы меня