Книга Нюрнбергский эпилог - Аркадий Иосифович Полторак

осени тысяча девятьсот пятнадцатого года я — летчик-истребитель. Был тяжело ранен в воздушном бою. По выздоровлении стал командовать отрядом истребителей, а затем, после того как разбился Рихтхофен, был назначен командиром известной в то время эскадрильи Рихтхофена…

В те далекие годы жирная физиономия Германа Геринга, казавшаяся немецким мещанам идеалом красоты и мужества, не сходила со страниц иллюстрированных журналов. И нетрудно было заметить, наблюдая Геринга в зале Нюрнбергского суда, с каким самодовольством сам он вспоминает о том времени, когда только что начиналась длинная и кровавая карьера будущего рейхсмаршала.

Сообщая о своих наградах, Герман Геринг предпочел умолчать, за что они получены. Он опустил такие детали, как разрушение его эскадрильей мирных городов. И уж совсем не кстати показалось Герингу напоминать судьям в Нюрнберге, что имя его еще в 1918 году было занесено в списки военных преступников…

Поражение Германии в Первой мировой войне ничему не научило германских милитаристов. Очень скоро они опять начинают бряцать оружием, готовят создание рейхсвера. Многие друзья Германа Геринга вступают в новую армию. Геринг отказывается. Идейные соображения? И да и нет.

— Я отклонил предложение вступить в рейхсвер, так как с самого начала находился в оппозиции к республике, которая была создана революцией. Я не мог бы сочетать это со своими принципами.

Как видно, чувство глубокого почитания внутренней политики Бисмарка с большой силой передалось от отца к сыну. Герман Геринг расстается с постылой ему республикой и уезжает за границу. Уезжает якобы затем, «чтобы там создать себе положение», а точнее говоря, скрывается там от ответственности за свои военные преступления.

Он странствует по Скандинавии. В Швеции служит гражданским летчиком. Но как только в Германии явно запахло жареным, возвращается туда.

В октябре или ноябре 1922 года ему пришлось присутствовать в Мюнхене на митинге протеста против выдачи Антанте германских «военных руководителей». Геринг не склонен называть вещи своими именами, ибо иначе он должен был бы сказать «военных преступников». И уж совсем скромничает подсудимый № 1, когда заявляет суду, что попал на тот митинг «как зритель, не имея к нему никакого отношения». Он знал, конечно, что и его имя красовалось в списке лиц, подлежащих выдаче Антанте.

На этом митинге Герман Геринг впервые услышал имя Гитлера: кто-то потребовал, чтобы Гитлер выступил. И Геринг был в восторге от того, что его будущий кумир отказывается выступать «в кругу этих ручных бюргерских пиратов». Гитлер считал бессмысленным «посылать протесты, которые не имели никакого веса».

Геринг быстро разобрался, о каком весе шла речь. Словесным протестам вскормленный Людендорфом Гитлер явно предпочитал новую германскую армию, восстановленный прусский милитаризм.

— Это мнение буквально совпадало с моим, — показывает бывший рейхсмаршал перед лицом Международного трибунала. — Таковы были и мои задушевные мысли… После этого я пошел в партийную организацию НСДАП…

Он пошел к Гитлеру, уже хорошо осведомленный, что слово «социализм» в названии партии ровным счетом ничего не значит. Для бравого офицера кайзеровской армии там сразу же нашлась подходящая работа. Ему доверили создание национал-социалистских вооруженных отрядов.

Именно к Герингу питали наибольшее доверие германские промышленники, имея в виду его прошлое. Через него и поступали от них средства на содержание этой гвардии. Постепенно он становится важнейшим посредником между рейхсвером и монополистами, с одной стороны, и гитлеровской партией — с другой.

Геринг подробно рассказывает суду об этом этапе своей карьеры. Рассказывает с таким внешним спокойствием и даже трудно скрываемой гордостью, как будто выступает перед нацистской аудиторией.

— Так дело очень скоро дошло до событий девятого ноября тысяча девятьсот двадцать третьего года[14], — подводит он итог. — Дальнейшее общеизвестно: меня тяжело ранили у памятника погибшим национал-социалистам в Мюнхене. Этим я заканчиваю первую главу своего повествования.

Доктор Штамер явно доволен своим подзащитным: «Великий человек защищается по-великому». Он дает ему «перевести дух» и предлагает следующий вопрос:

— Когда же вы опять установили связь с Гитлером после ранения?

И Герман Геринг приступает ко «второй главе».

После неудачи мюнхенского путча он предпочел снова бежать за границу. Там узнал, что Гитлер и некоторые другие активные участники путча арестованы и преданы суду. Сам он в суд, конечно, не является и ведет широкий образ жизни сначала в Инсбруке, затем в Италии, без стеснения пользуясь средствами своей жены.

В Германию Геринг возвращается вновь лишь в 1927 году и с еще большим рвением борется за укрепление нацистской партии. Гитлер высоко ценит его тесные связи с финансовыми и военными кругами. Однако руководство партийными вооруженными отрядами поручает не ему, а Эрнсту Рему. Это вызывает у Геринга некоторое недовольство и в то же время как бы подстегивает его. Герман Геринг блестяще проводит ряд комбинаций и за короткое время настолько укрепляет свои позиции, что становится одной из ведущих фигур фашистского движения. Симпатии крупнейших магнатов Германии по-прежнему на его стороне. Круппу и Тиссену, Флику и Клекнеру очень импонирует то, что он свободен от псевдосоциалистической фразеологии, характерной для других деятелей нацистской партии. Она нужна, эта фразеология, но тем не менее раздражает сильных мира сего.

Всем своим поведением Геринг стремится упрочить за собой репутацию человека волевых и активных установок. Он с отвращением относится ко всякого рода парламентаризму. Его идеал — полное единовластие, фашистская диктатура. Он не хочет делить власть даже с так называемым националистическим лагерем Папена и Гугенберга.

И здесь, конечно, не только «идейные» соображения. Герман Геринг самый большой эгоцентрист в нацистской партии. Он фантастически тщеславен, себялюбив и хорошо понимает, что если национал-социалисты придут к власти в коалиции с другими реакционными буржуазными партиями, то монополистическая верхушка станет опираться не только на него, как главного выразителя своих интересов. В других партиях могут обнаружиться более талантливые ее адвокаты.

Иное дело, если национал-социалистская партия станет монопольно правящей партией. В рамках созданной этой партией государственной машины Геринг, несомненно, окажется основной фигурой, возьмет в свои руки весь правительственный и полицейский аппарат. Вот тогда-то, и только тогда он будет для рурских властителей самым приемлемым, истинно своим человеком.

Герман Геринг внушает значительной массе больших и малых партийных чиновников, офицерам рейхсвера и деклассированным слоям интеллигенции, что лишь при единовластии фашистской партии они смогут рассчитывать на теплые местечки. С другой стороны, он обольщает буржуазию созданием мощного полицейского кулака, единственно способного в этом беспокойном мире защитить ее интересы.

Бонапартист по характеру, Геринг соответственно обставляет свою архибуржуазную берлинскую квартиру. На одной из стен его кабинета укрепляется огромный меч германского средневекового палача, что должно символизировать методы, с помощью которых Геринг намеревается вести борьбу за власть. На письменном столе вместо