Книга Экслибрис. Лучшие книги современности - Митико Какутани

читать – в Хартфорде, штат Коннектикут, где его мать работала в маникюрном салоне, чтобы содержать семью. Поскольку бабушка вышла замуж за американского военнослужащего во время войны во Вьетнаме, он с иронией отметил в одном из стихотворений: «Нет бомб – нет семьи – нет меня».

Многие стихи Вуонга посвящены Вьетнаму и попыткам семьи справиться с воспоминаниями о войне. В лирическом дебютном романе «Лишь краткий миг земной мы все прекрасны» тоже описаны эмоциональные последствия войны во Вьетнаме. Это и бескомпромиссное размышление о самобытности – о том, что значит быть иммигрантом, геем, писателем, который прежде всего научился ценить язык потому, что мать и бабушка нуждались в переводчике. Автор описывает нищее детство в Хартфорде: целый час езды на велосипеде ради сезонной работы с почасовой оплатой в девять долларов, поиски в «Гудвилле» товаров с желтым ценником (потому что это означало дополнительную скидку в пятьдесят процентов), бутерброды с тостерным хлебом и майонезом (который мать автора считала маслом) и «мысль, что это и есть американская мечта».

Поочередно смелое и поэтичное, торопливое и элегическое, трехмерное повествование Вуонга движется вперед и назад во времени, показывая картины из жизни рассказчика и его семьи. Частично основанный на реальных событиях, роман «Лишь краткий миг земной мы все прекрасны» изложен в форме письма молодого человека по прозвищу Волчонок к неграмотной матери. Волчонок рассказывает ей о том, как влюбился в парня по имени Тревор, и о страстном романе, который однажды летом завязался между ними во время работы на местной табачной ферме. А еще о том, как Тревор умер в двадцать два года от передозировки героина, смешанного с фентанилом, и о четырех других друзьях, погибших от наркотиков.

Мать Волчонка страдает от посттравматического стрессового расстройства – из-за взрывов, которые видела во время войны, и из-за жестокого обращения, которому подверглась от рук отца Волчонка. Она часто вымещает гнев на сыне, издевается над ним, бьет его, бросает в него вещи. Но портрет матери создан Волчонком с любовью, наполнен общими воспоминаниями и благодарностью за все жертвы, принесенные матерью и бабушкой ради того, чтобы сделать возможной его жизнь в Америке.

Сын помнит, как мать наряжалась в лучшую одежду, чтобы прогуляться с ним вдоль витрин в торговом центре. И как напевала ему «С днем рождения», если он в детстве чего-то боялся, потому что это была единственная песня, которую она знала по-английски.

«Где конец войне? – спрашивает Волчонок мать, рассуждая о ее воспоминаниях о Вьетнаме. – Когда я смогу произнести твое имя, чтобы оно означало только твое имя, а не то, что ты оставила в прошлом?»

Поэзия Дерека Уолкотта, 1948–2013 (2014)

Избранное, составитель Глин Максвелл

«У меня нет происхожденья, только воображенье», – писал Дерек Уолкотт в поэме «Шхуна “Полет”». Эта строчка вкратце отображает темы, которые вдохновляли творчество Нобелевского лауреата на протяжении всей карьеры. Появившись на свет в Вест-Индии в семье с английскими, африканскими и голландскими корнями, Уолкотт рос «разрозненным ребенком» на стыке различных культур. Из этого смешанного наследия он выковал особый поэтический голос и создал собрание произведений, запоминающихся своей живописностью, исторической проблематикой и потрясающей музыкальностью.

В ранних стихах Уолкотт писал о том, что разрывается «между греческим и африканским пантеоном», о необходимости «выбирать / Между этой Африкой и английским языком, который я люблю». Поиски индивидуальности усиливаются в автобиографической поэме «Другая жизнь» («Another Life») и в песнях изгнанника в «Удачливом путнике» («The Fortunate Traveller»). Быть скитальцем между культурами, блудным сыном, неспособным вернуться домой, – это и благословение, и проклятие: это означает дезорганизацию и лишение культурного наследства, но также и уверенность в себе и свободу лепить себя из «позаимствованного у предков».

Благодаря тому, что он как-то раз назвал «хорошим колониальным образованием», Уолкотт развил вкус к сложным строгим рифмам и попал под влияние творчества Шекспира, Хопкинса и Китса, а также Гомера, Вергилия и Данте. В то же время в самых динамичных его стихах прослеживаются отголоски карибской истории, как наяву ощущается жара, солнечный свет и шум прибоя, под который он вырос.

Вместе с музыкальностью и великолепной образностью (напоминание о том, что Уолкотт был также одаренным художником-акварелистом), его поэзия обладает силой заставить читателей почувствовать себя первооткрывателями. Живописные описания природы («луна, оставленная на всю ночь среди ветвей», листья, на которых «дождь раскололся капельками ртути», звезды, сияющие, как «увязшие в патоке светлячки») сочетаются с литературными отсылками и размышлениями об истории и политике с целью создать убедительный миф о Новом Свете: Антильские острова, когда-то разграбленные работорговцами и империалистами, а теперь выкупленные, воссозданы заново, как тайный остров Просперо, в воображении поэта.

«Имперская проказа» взяла свое в Карибском море, оставив после себя ужасающую нищету и обездоленность («ад – это / Двести лачуг на деревянных сваях, / Одна заросшая кустами тропинка к отхожим ямам»). Но на Антильских островах есть также удивительная красота зеленого пейзажа, освещенного сиянием южного неба.

Поэзия, как сказал Уолкотт в 1992 году в Нобелевской речи, «спрягает оба времени одновременно: прошлое и настоящее». И «судьба поэзии – влюбиться в мир, несмотря на его историю».

Бесконечная шутка (1996)

Дэвид Фостер Уоллес

Волшебник прозы, Дэвид Фостер Уоллес мог писать о чем угодно со страстью, юмором и живостью – будь то теннис, политика или омары, ужасы наркотической абстиненции или тонкости английской грамматики, мелкие неурядицы жизни на борту роскошного круизного лайнера или пугающие экзистенциальные вопросы, одолевающие тех, кто не пытается намеренно отвлечься. Он сопоставлял бесконечное и ничтожное, мифическое и обыденное и смешивал самые авангардные, постмодернистские низкопробные уловки со старомодной нравственной серьезностью и самоанализом.

«Бесконечная шутка» придала новый смысл описанию Генри Джеймсом некоторых романов как «рыхлых мешковатых монстров». Это большой психоделический сборник странных анекдотов, чудаковатых персонажей и рассчитанных на определенный эффект сносок, а также шуток, монологов и отступлений, которые множатся с поразительной быстротой. Роман не только ознаменовал принятие Уоллесом его собственного избыточно торопливого стиля изложения, но и бросил вызов всем нашим догматам относительно строения художественной прозы – о начале, конце и послесловии. Таким образом, книга стала зеркалом грядущего мира – мира, в котором непостоянство – это единственная постоянная.

Спустя почти двадцать с половиной лет после создания «Бесконечная шутка» стала одной из тех знаковых книг, чье влияние уже распространилось на всю нашу культуру и чье антиутопическое видение кажется более своевременным, чем когда-либо в XXI