Книга Положите ее среди лилий - Джеймс Хэдли Чейз

руки вверх так быстро, что ободрал кожу на костяшках пальцев о низкий потолок.

– Раскроешь пасть, и я тебя изрешечу, – прорычал я.

Он стоял без движения, с отвисшей челюстью и таращился на мой пулемет.

– Повернись, – скомандовал я.

Он повернулся, и я ударил его прикладом по затылку.

Когда бедолага начал падать, я подхватил его за рубаху и мягко опустил на пол.

Я обливался потом от волнения. Необходимо было убрать его с глаз долой, пока никто не появился.

Прямо у меня за спиной оказалась какая-то дверь. Я решил рискнуть, повернул ручку и заглянул в пустую каюту.

Возможно, это его каюта, куда он и направлялся.

Я поднял парня под мышки, затащил внутрь и закрыл дверь на щеколду.

Затем я быстро снял с него форму и переоделся в нее.

Его морская фуражка с длинным козырьком оказалась мне великовата, зато скрывала лицо.

Я сунул парню в рот кляп, закатал его в простыню, связал его же ремнем и куском веревки, который нашел в каюте. Уложив его на койку, я оставил рядом с ним «стен», сунул свой револьвер 38-го калибра в карман брюк и пошел к двери.

Я прислушался, приоткрыл дверь и посмотрел в щель. В коридоре было пусто, как будто все вымерли, и так же тихо. Я погасил свет, выскользнул из каюты и закрыл за собой дверь.

Затем я бросил взгляд на часы: восемь двадцать пять. Всего тридцать пять минут до появления Кермана.

Глава шестая

1

Я стоял в тени вентилятора и смотрел на палубу. У меня над головой от сильного ветра хлопал навес в кремовую и красную полоску. Вся палуба была застелена толстым красным ковром, а вдоль леера мигали зеленые и красные огоньки.

За бридждеком я увидел двух безупречно одетых матросов, они стояли под переливающейся огоньками аркой в начале трапа. На борт только что поднялись девушка в вечернем платье и двое мужчин в смокингах. Матросы отсалютовали им, те взошли на палубу и скрылись в ярко освещенном ресторане, устроенном между мостиком и баком. Я видел сквозь большие, продолговатые окна, как внутри кружатся пары под звуки саксофонов с сурдинкой и барабанные ритмы.

Надо мной, на бридждеке, стояли трое в белом, наблюдая за непрерывным потоком гостей. Там было темно, но я увидел, что один из них курит.

Никто не обращал на меня внимания, и, быстро поглядев по сторонам, я шмыгнул из тени вентилятора и направился по толстому ковру к спасательной шлюпке; остановился, прислушиваясь, снова посмотрел по сторонам, затем беззвучно метнулся в тень прямо под бридждеком.

– Они все прибывают, – проговорил кто-то у меня над головой. – Похоже, будет еще один недурной вечерок.

– Ага, – согласился другой. – Посмотри на ту даму в красном платье. Только посмотри, как она одета. Могу поспорить…

Но я не дослушал, на что он готов поспорить. Я опасался, что они могут посмотреть вниз и заметить меня. Прямо передо мной была дверь. Я приоткрыл ее на пару дюймов и увидел трап, ведущий на нижнюю палубу. Где-то неподалеку раздался женский смех, громкий, хрипловатый, отчего я невольно оглянулся через плечо.

– Пьяна в стельку, – резюмировал один из мужчин на бридждеке. – Вот таких женщин я люблю.

На борт только что поднялись три девушки в сопровождении троих кавалеров. Одна из девушек была так пьяна, что с трудом держалась на ногах. Когда они направились в ресторан, я спустился по трапу на нижнюю палубу.

Внизу было темно и тихо. Я отошел от трапа. Лунный свет, пробивавшийся из-за тонюсенькой завесы облаков, позволял увидеть, что на палубе пусто.

Один-единственный освещенный иллюминатор бросался в глаза, словно пятно от супа на платье невесты.

Я направился к нему, ступая крайне осторожно. На середине палубы я остановился. Впереди появился кто-то, одетый в белое, он шел в мою сторону. Спрятаться на пустой палубе было негде. Мои пальцы сомкнулись на рукоятке револьвера, я отступил к леерному ограждению и склонился над ним.

В свет иллюминатора вышел высокий широкоплечий мужчина в майке и белых брюках. Он прошел мимо, напевая себе под нос и даже не поглядев на меня, и затопал по трапу на верхнюю палубу.

Я шумно выдохнул через нос и снова двинулся на свет иллюминатора. Остановившись рядом с ним, я быстро заглянул внутрь – и едва не завопил от радости.

В кресле, лицом ко мне, сидела Паула. Она читала журнал, лоб ее был слегка нахмурен. Она казалась такой прелестной и такой одинокой. Я очень надеялся найти ее на этой палубе. Мне трудно было представить, где еще ее могут прятать, однако я не даже не мечтал отыскать ее так быстро.

Я осмотрел дверь каюты. Она была закрыта снаружи на засов. Я отодвинул его, повернул ручку, толкнул дверь – та открылась, и я вошел. Я как будто попал в теплицу в разгар лета.

Паула при виде меня вскочила со своего кресла. Она не сразу узнала меня в белых штанах и фуражке, а когда узнала, упала обратно в кресло и попыталась улыбнуться.

Радость, светившаяся в ее глазах, была сама по себе наградой за мою поездку в упаковочном ящике.

– Как поживаешь? – спросил я, широко улыбаясь.

Не будь она такой чертовски строгой, я бы ее расцеловал.

– Нормально. Ты попал сюда без проблем? – Она старалась вести себя как ни в чем не бывало, но голос у нее дрожал.

– Да, справился. По крайней мере, они пока не знают, что я здесь. В девять прибудут Джек и Пэт. Возможно, придется возвращаться вплавь.

Она глубоко вздохнула и поднялась из кресла.

– Я знала, что ты придешь, Вик. – И когда я уже думал, что она бросится мне в объятия, она продолжила: – Но тебе не следовало приходить одному. Почему ты не привел полицию?

– Сомневаюсь, что они бы пошли, – пояснил я. – Где Энона?

– Не знаю. Мне кажется, здесь ее нет.

От жары в каюте я обливался потом.

– Как все произошло? Только быстро.

– Позвонили в дверь, я пошла открывать, – начала она. – Подумала, это ты пришел. В прихожую ворвались четверо итальянцев. Двое кинулись в спальню, и я услышала крик Эноны. Другие двое сказали, что повезут меня на этот корабль. Один из них угрожал мне ножом. Я поняла, что он пустит его в ход, если дать хоть малейший повод. – Она слегка скривилась. – Они затолкали меня в лифт и вывели на улицу. Все это время один из них держал рядом со мной нож. На улице ждала машина. Меня втолкнули внутрь. Когда мы отъезжали, –