Книга Мой отец Пабло Эскобар. Взлет и падение колумбийского наркобарона глазами его сына - Хуан Пабло Эскобар
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И, раз начав отправлять «сообщения», 6 ноября 1986 года, ровно через год после захвата Дворца Правосудия, он объявил о существовании «Лос-Экстрадитаблес» – тайной группировки, задачей которой была борьба с законом об экстрадиции. В реальности отец и был «Лос-Экстрадитаблес». Он же придумал лозунг: «Лучше могила в Колумбии, чем камера в Соединенных Штатах». Никакой реальной организационной работы проделано не было.
Хоть отец и взял на себя руководство «Лос-Экстрадитаблес» и не консультировался ни с кем по содержанию коммюнике или по поводу военных решений, он не забывал взимать с других наркоторговцев ежемесячные взносы на финансирование войны. Некоторые вкладывались щедро, как, например, Мексиканец и Фидель Кастаньо, другие скупились, и отец звонил им и с угрозой в голосе напоминал о долге.
С самого первого пресс-релиза группировки отец начал обращаться к словарю за подбором правильных слов и старался следить за тем, чтобы правописание и грамматика не хромали.
Экстрадиция стала занимать в жизни отца так много места, что однажды ему даже приснилось, как его схватили во время облавы и едва ли не сразу выдали в США. На случай, если это вдруг действительно произойдет, он задумал угнать школьный автобус в Вашингтоне и угрожать взорвать его (а если потребуется, то и исполнить угрозу).
17 ноября Мексиканец заявил отцу о намерении отомстить полковнику полиции Хайме Рамиресу, руководившему операцией по уничтожению его лабораторий по всей стране.
Несколько недель спустя агитация «Лос-Экстрадитаблес», убийства и запугивания подарили мафии первую победу. 12 декабря 1986 года двадцать четыре магистрата Верховного суда постановили, что закон о ратификации Договора 1979 года с США не имеет законной силы, поскольку был подписан не президентом Хулио Сесаром Турбаем, а Германом Сеа Эрнандесом – министром внутренних дел, исполнявшим в то время обязанности президента.
Отец и другие наркоторговцы с размахом отпраздновали это решение: оно автоматически аннулировало ордера на их арест. Однако они не могли предвидеть, что президент Барко обратится к старому договору с Соединенными Штатами, разрешавшему выдавать людей в административном порядке, то есть напрямую, без необходимости одобрения суда.
Статья в столичной газете El Espectador о том, что решение президента о возобновлении экстрадиции испортило мафии праздник, привела отца в бешенство, и он вспомнил об идее отомстить за ущерб, который нанесли прошлые публикации. Вот как последующее возмездие описало все то же издание: «Преступление произошло в 19:15, когда сеньор Гильермо Кано, сидевший за рулем своего автомобиля, притормозил на перекрестке 68-й и 22-й улиц, готовясь повернуть на север. Внезапно он увидел мужчину, который поджидал его в конце разделительной полосы на перегруженной дороге, а затем несколько раз выстрелил в окно со стороны водителя».
Позже скульптор Родриго Бетанкур подарил Медельину мемориальный бюст Кано, который установили в парке Боливар. Отцу эта дань памяти показалась сродни оскорблению.
– Да с какой стати мы должны позволить им поставить статую Гильермо Кано в Антьокии?! – сказал он однажды за ночной дозой марихуаны.
В ту ночь рядом с ним находился Чопо, предложивший безвозмездно подорвать скульптуру – и сделавший это в ближайшие дни. Когда семья восстановила бюст и установила его на то же место в парке, Чопо снова вызвался его уничтожить, применив еще больше взрывчатки. Третьей попытки не последовало.
El Espectador была такой занозой в боку моего отца, что он приказал своим людям поджечь все машины для доставки газет в Медельине и угрожать местным продавцам этого издания на улицах. Вскоре газета исчезла из города.
После убийства Гильермо Кано мы несколько недель провели в убежище Ла-Исла на водохранилище Эль-Пеньоль. Однажды утром я увидел, как отец сидел за столом с Карлосом Ледером, Фиделем Кастаньо и Кико Монкадой, и все их внимание было сосредоточено на какой-то книге, с которой они делали заметки. Хотя в то время я не мог понять, о чем она, и спросить не решился, мне удалось прочитать название: «Человек, который вызвал дождь из кокаина». Спустя годы я понял, что отец и его товарищи были не столько увлечены чтением, сколько озабочены содержанием книги, в которой автор, американский еврей по имени Макс Мермельштейн[69], рассказывал о своем опыте работы на моего отца и в целом Медельинский картель.
Согласно книге, за шесть лет Мермельштейн доставил в Майами и на юг Флориды пятьдесят шесть тонн кокаина. Но когда в 1985 году его арестовала полиция Майами, все резко поменялось. Мермельштейн ожидал, что картель внесет за него залог, и он выйдет на свободу, но один из партнеров отца во Флориде испугался и начал угрожать семье Мермельштейна. После этого контрабандист сменил сторону и согласился сотрудничать с властями.
В начале 1987 года банда отцовских наемников продемонстрировала, что для них действительно нет границ, даже если не все их операции складываются успешно, как, например, неудавшееся покушение на колумбийского посла Энрике Парехо в Будапеште. Насколько я знаю, отец приговорил его к смерти за то, что Парехо, будучи министром юстиции при президенте Вирхилио Барко, подписал приказы об экстрадиции тринадцати человек. Осуществить план мести было трудно: полицейский режим в Венгрии жестко ограничивал въезд в страну туристов и делал почти невозможным ввоз оружия. Посол был защищен так хорошо, что один из наемников даже сказал отцу, что организовать подобное убийство из Колумбии не представляется возможным. Подробностей заговора я не знаю и никогда о них не спрашивал. Но утром 13 января 1987 года отцовский наемник пять раз выстрелил в посла, серьезно его ранив.
Через несколько дней мы возвращались из Неаполитанской усадьбы, где провели выходные: несмотря на конфискацию, никто не мешал нам ею пользоваться. Он сидел за рулем внедорожника, мать и Мануэла рядом с ним, а я и Карлос Ледер – на заднем сиденье. Впереди ехали две машины – отец приказал им держаться не более чем в двух километрах друг от друга, чтобы не потерять в гористой местности радиотелефонный сигнал.
Стоял ясный день – лишь пара облаков в небе. Обычно отец ездил по этому маршруту после двух часов ночи, но на этот раз захотел, чтобы это была не просто поездка обратно в Медельин, а именно семейная поездка, и рискнул отправиться днем: время перевалило за обед. Он был уверен, что если вдруг на дороге появится