Книга Если я исчезну - Элиза Джейн Брейзер

Я думаю о твоей загадочной банде. Меня так отвлекло исчезновение Грейс и собственные попытки растормошить Джеда, вывести его из состояния апатии, что я совершенно забыла о нападении. На Джеда напали, на тебя тоже. Кто напал на тебя? Твои родители утверждают, что это были люди из этого города, но выбирать там особо не из кого. Плюс я столько времени провела на ранчо, что многих в городе не знаю. Я вспоминаю семью Морони в церкви. Они вполне подходят на роль обидчиков, но зачем им это? И тут меня осеняет: Гомер. Я вспоминаю, как он маячил в темноте, когда я разговаривала с Клементиной, как она не хотела говорить о Рэйчел в его присутствии. Гомер кажется хорошим парнем, но разве он не сам создал себе такой образ? Все эти его ямочки на щеках, проповеди о прощении, да и сам выбор профессии – глава церкви… Все это крайне подозрительно. Ты научила меня никогда не доверять внешнему виду. А еще – что иногда те, кто ведет себя ответственно и положительно, делают так для того, чтобы что-нибудь скрыть.

Не стоит сбрасывать со счетов и твоих родителей. Они вечно все контролируют, всеми манипулируют и всех наказывают. Им не нравится Джед. Да и твоим исчезновением они не особо озабочены. Твоя мать утверждает, что ты умерла, но совсем непохоже, чтобы она тебя оплакивала. Вполне допустимо, что она сама хотела, чтобы тебя не стало.

Самого Джеда я пока тоже не могу вычеркнуть из списка подозреваемых. Я сама решила довериться ему, и скоро станет ясно, был ли это правильный выбор. Он либо свяжется с семьей Грейс, либо не сделает этого. И тогда я пойму, кто он на самом деле. И лишь потом мне придется решать, что делать с этой информацией.

Вдруг я очень ясно чувствую, что не могу здесь больше оставаться. Я чувствую, что меня окружили со всех сторон. До сих пор я ходила по острию, но если Грейс действительно убили…

Мои нервы совершенно расшатались. Беги. Я в опасности. Я должна уехать. Мне нужно сесть в машину и поехать в Вайрику, Юрику и дальше, в Тринидад и Рэдвудс. Они ведь совсем близко, но, боже, кажутся такими далекими! А если тащиться по местной крутой и тошнотворно извилистой дороге с черепашьей скоростью, то все эти города кажутся вообще недосягаемыми. У меня опускаются руки, сводит живот. Я в ловушке. Внутри меня нарастает буря, но выхода ей нет и не будет. Выхода нет.

Я срываюсь с места и быстрым шагом иду через поле, убыстряя свой ход, я уже практически бегу. Я добираюсь до загона и хватаю уздечку, предназначенную для Белль Стар. Я запрягаю ее, быстро расчесываю и проверяю ее подковы. Она гарцует взад и вперед, такая любопытная и такая опасная. Я нахожу подходящее для нее седло. Она вертится, протестуя, но я вставляю большой палец и заставляю ее открыть рот. Она не хочет стоять спокойно ни в какую, так что мне приходится запрыгивать на нее на бегу. И вот я в седле.

Я сдерживаю ее, и она суетливо переступает ногами на месте. Куда бы нам отправиться? Я смотрю на дом твоих родителей, на Орлиную скалу, на Фаунтен-Крик и решаю перейти через шоссе к пляжу. Мне страшно, потому что Белль, еще не привыкшая к седлу, дергается подо мной. Когда мы рысью переходим шоссе, появляется огромная фура, обдающая дымом все вокруг. Белль встает на дыбы. Я цепляюсь за ее гриву, чтобы сохранить равновесие. Биение сердце отдается у меня в ушах; фура проезжает позади нас; мы оказываемся на другой стороне.

Белль ныряет с крутого холма, и я откидываюсь назад для равновесия. Когда мы достигаем длинной песчаной косы пляжа, я пускаю ее вскачь. Она с легкостью переходит на бег, отчаянно перебирая своими маленькими копытами по песку. От скорости у меня пересыхает в горле, и я захожусь в кашле так сильно, что перед глазами проносится десяток разных способов, каким образом Белль может упасть или сбросить меня: споткнувшись о камень, завалившись набок на скользком песке, испугавшись птиц, которые стайками взлетают с водной глади… Но она не падает, а я продолжаю держаться за ее гриву, и мы достигаем конца пляжа. Там я останавливаю ее у самой кромки воды, которая с ревом проносится мимо, такая тяжелая и такая стремительная, что утопленников находят только тогда, когда их выносит в океан.

Белль танцует на месте, и я пускаю ее по едва заметной тропке, чтобы успокоить. Мы проходим через кустарник, мимо поваленных деревьев, через рощицу, пока наконец не достигаем того единственного дерева, на котором все местные жители оставляют вырезанными свои имена и инициалы, свои секретные послания и желания своего сердца.

Мои пальцы немеют. Я сильно напрягаю локти, отчего Белль останавливается как вкопанная. Глаза мои, не отрываясь, смотрят на одну надпись. Глубоко в коре дерева, в середине грубо вырезанного сердца сияют слова:

ГОМЕР ЛЮБИТ ФЛОРЕНС

Твой брат был влюблен во Флоренс. В своих заметках ты написала: «Я знала, что она встречается с кем-то, но она не сказала мне с кем. 23 июля, 5 августа и 19 сентября она сказала родителям, что останется переночевать у меня». Может, именно с Гомером она и виделась тайком? А потом переспала с Морони. А потом исчезла.

Мы с Белль возвращаемся на ранчо целыми и невредимыми. Я снимаю с нее седло, и она уносится обратно в загон, забавно подбрасывая ноги. Я вешаю седло на крюк, наблюдая за ней, как вдруг чувствую: что-то незримо меняется. Я обвожу взглядом все вокруг, недоумевая: это игра света или все действительно выглядит хуже? В воздухе витает гнилой запах, все какое-то мрачное, гнетущее, как в сказках, где колдунья наложила злое заклятье на землю.

Ты любила это место, и мне хочется спасти его. Возможно, ты хотела того же, пока не исчезла. На самом деле ты никогда не сбегала отсюда: ни в восемнадцать, ни в двадцать один, ни в двадцать пять. Ты все время была здесь. Интересно, надеялась ли ты (как уже практически надеюсь я), что однажды все это станет твоим?

Я собираюсь серьезно переговорить с Гомером, но мне нужно подготовиться к этой беседе. Сначала я пойду к Клементине. Я вхожу в домик, чтобы позвонить. Телефон, на удивление, не разрывается безостановочными трелями, как полоумный. Я снимаю трубку, прижимаю ее к уху, но слышу только тишину. Однако я все равно набираю номер Гомера, который записан на листке рядом с телефоном в графе «Контакты для экстренных случаев». Ничего не происходит. Телефон молчит, как покойник.

Сегодня утром я сказала Джеду позвонить в Техас, чтобы проверить, что его жена жива, – а теперь линия оборвана.

Я нахожу твою мать в саду. Она стоит на четвереньках с той же красной бутылочкой в руках, поднимает растение за растением и бросает их в тачку. Собаки валяются возле нее на лужайке, чешут спину о траву, и их просвечивающие сквозь кожу ребра похожи на стиральную доску. Либо мне кажется, либо парочки псов не хватает.

– Погибли, – говорит она. – Они все погибли! Ты когда-нибудь видела что-нибудь подобное? – Она показывает на груду растений в тачке. Очертаниями они похожи на мертвое тело. – Нам придется начать все сначала!

– Телефонная линия не работает.

Она садится, кладет грязные руки на колени. На коже до локтей виднеются следы, похожие на химические ожоги.