Книга Шансы есть… - Ричард Руссо

– Дилия?

– Певица. Пурпурные волосы.

– А что с ней не так?

Большим и указательными пальцами бармен изобразил шприц и уколол им себя в руку.

– Должна была находиться в рехабе, но, очевидно, выписалась.

– Она обычно поет с группой?

– Когда в завязке. Глотка у нее луженая.

– И они с Мики вместе?

– А вот этого я не знаю. – Линкольн отчего-то подозревал обратное, но Кевин это произнес таким тоном, что стало ясно: хватит с него вопросов. – Вам чего-нибудь налить?

Не желая возвращаться в Чилмарк, пока в голове не уложится, что тут к чему, Линкольн заказал себе пиво и проверил телефон, не писал ли ему кто. Если Кевин прав и Мики повез эту самую Дилию обратно на большую землю водным такси, он, вероятно, позвонит или пришлет сообщение, когда доберется туда, а на остров вернется утренним паромом. Мики пытался уже дозвониться до Линкольна, но в больнице мобильные телефоны строго запрещены, поэтому Линкольн свой выключил и увидел, что Мики ему звонил, только когда вышел на улицу и включил телефон. Фоновый шум в “Рокерах” был так силен, что голосовую почту ему пришлось прослушать три раза: “Эсэмэсь, когда станет ясно про Тедди. У меня самого тут проблемка. Потом объясню. Прости за все вот это, Линкольн”. Что-то в этом сообщении казалось странноватым, и он прослушал еще разок. Дело в слове “все”? Если он верно читает между строк, Мику было скверно не только от того, что произошло с Тедди, но и от того, что привело к такому обороту дела. Задним числом, вероятно, Мики жалел, что потащил их в “Рокеры” слушать свою группу. И сейчас выходные превратились в настоящую катастрофу. Но, может, сожалел он и о чем-то конкретном – например, о пурпурновласой певице, которая вдруг возникла на сцене. Знай Мики, что она тут объявится, наверняка предупредил бы их, что голос у нее точь-в-точь как у Джейси – вероятно, поэтому-то он Дилию и нанял, и петь она будет то, что, бывало, пела Джейси. Да и ладно. Если Мики о чем-то жалел, он в том не одинок, у Линкольна имеются свои сожаления. Не следовало ему перезванивать Гроббину. Не отвлекись он на его рассказ, сообразил бы, что с Тедди неладно, успел бы его подхватить. А если вдуматься, напрасно он вообще поехал к Гроббину. Он хоть что-нибудь сделал правильно с тех пор, как сошел с парома?

– Боже, – произнес у него под боком знакомый голос. – Что же тогда с другим парнем?

Линкольн так глубоко задумался, что не заметил, как на соседнем табурете умостился Джо Гроббин – помяни черта.

– Он в больнице, – сообщил Линкольн. – Это мой друг Тедди. Рухнул на винный бокал.

Гроббин разглядывал его, моргая, – глаза красные. Он явно пил – причем чтобы напиться, если Линкольн не ошибся.

– Похоже, неприятности от вас, ребята, просто не отлипают, – сказал бывший полицейский и, не успел Линкольн ответить, крутнулся на табурете и крикнул вдоль стойки: – Кевин! Надеюсь, ты не делаешь вид, будто не видел, как я вошел, потому что мы оба знаем, что ты меня видел.

Бармен глянул на Гроббина через плечо, задержав взгляд на долгий усталый такт, и только после этого двинулся к ним.

– Скажите-ка мне, Линкольн, – произнес Гроббин, когда Кевин прибыл и принял классическую барменскую позу, упершись обеими ручищами в стойку. – Есть ли у вас мнение о парнях с козлиными бородками и татухами – они еще бейсболки свои носят козырьком назад? Там, где вы живете, так принято?

Кевин покачал головой.

– Намерены хулиганить, Джои?

– Нет, не намерен, – безмятежно ответил Джои, и Линкольна чуть отпустило, потому что ему померещилась точно та же возможность. – А вы, Линкольн? – Гроббин подтолкнул его локтем в бок. – Вы намерены хулиганить?

Линкольн заверил, что нет.

– Ну вот пожалуйста, – произнес Гроббин. – С нами никаких хлопот. – Заглянул Линкольну в стакан, увидел, что пиво у него почти нетронутое, и заказал себе то же самое.

Кевин подставил чистый стакан под кран.

– Одно – ваш сегодняшний лимит, Джои.

– Чего это вдруг?

– А того, что вы уже в говно. Сами сюда приехали?

– Ну не пешком же пришел.

– Вот поэтому и одно пиво. Случись что с вами по пути домой, ваши старые дружки засадят меня за то, что вас обслужил.

– Ай, да тебя можно засадить за что угодно, Кевин.

– Одно пиво, – повторил тот, опуская стакан на бирдекель.

– А теперь можешь оставить нас в покое, – сказал Гроббин. – Сомневаюсь, что речь у нас зайдет о спорте, но если так, мы тебя известим.

Когда бармен ушел, Гроббин чокнулся со стаканом Линкольна.

– Штука в том, – начал он, будто продолжая ранее прерванную беседу, – что мы недобро к девушкам относимся.

– Кто?

– Мы. Вы и я. Мужчины вообще. Смыкаем ряды, все до единого. Особенно легавые. Не следует, а мы всё равно.

– Мы сейчас о Джейси говорим, мистер Гроббин?

Тот продолжал, как будто Линкольн и рта не раскрывал:

– Настоящих преступлений тут случается немного. И знаете почему?

Линкольн признал, что нет.

– Здравый смысл подсказывает, если вдуматься. Скажем, ты говно какое-нибудь совершишь. Пристрелишь кого-нибудь. Банк ограбишь.

Линкольн поневоле улыбнулся. Нынче утром Гроббин воображал его насильником и убийцей, а вечером его понизили до простого налетчика.

– Ну и что ж дальше?

– Откуда я знаю, – ответил Линкольн. – Я ж не преступник. Сбегаешь?

– Тепло. Уезжаешь. На высокой скорости. По крайней мере, так ты поступаешь в других местах. А здесь – ждешь парома. Острова не способствуют преступности, Линкольн. Это факт. Особенно той, что требует бегства. Или замысла. Импульсивные преступления, когда сам все понимаешь, но ничего с собой не можешь поделать? Вроде домашней драки? Вот в чем наша сила, особенно зимой, когда разъезжаются все туристы и для нас наступают постные времена. Нигде никаких богатеев. Никто не наймет тебя стричь газон или чистить бассейн. От Дня Колумба до Дня памяти. Черт, как можешь, так и выкручиваешься. Расписываешь бюджет на всё: ребенку нужны скобки на зубы, машине – новая коробка передач, всякая херня еще может произойти. А накатывает херня волнами, вы уж мне поверьте. Но каждый год? Пиздец наступает именно от того, чего не ждешь. Кто-то поскользнулся на льду и сломал бедро. И тебе вдруг выставляют больничные счета. Запаздываешь с арендной платой, с рассрочкой за снегоход, который вообще покупать не стоило. Тебе начинают названивать взыскатели долгов. Вам знакомы такие неприятности, Линкольн?

– Лично мне – нет.

– Рад это слышать, – неубедительно произнес Гроббин. – А вот многим, кто живет тут круглый год, они знакомы хорошо. В общем, настает январь и ваш дружок незнамо где добывает билеты на переигровку “Патриотов”[60], скажем, в Денвере. Желает знать, ты в деле или нет. А ты не в деле, Линкольн. В деле ты бы не был, даже проводись игра в Фоксборо и ты б мог туда долететь, маша руками, как крыльями. Но ох как бы тебе хотелось поехать на эту игру. И ты пытаешься придумать, кто б мог ссудить тебе денег, кто согласится тебе поверить, но ты сам себя обманываешь. Тут остров, Линкольн, и все, кого ты знаешь, знают и тебя. Озираешься, кого б еще за это обвинить. Под рукой у тебя жена, вот ты ей все и объясняешь. Отчего она говно насранное. Отчего во всем этом она виновата.