Книга Белая сирень - Маша Ловыгина

— Нет, слушай меня, малая! Ты же хочешь знать, что случилось с Шагиной? — голос полковника нёсся Оле в спину. — Когда твоя Маринка на рожон лезть стала, я тогда знаешь, что сделал?

— Оля, пригнись, я стреляю!

Ольга закрыла уши ладонями, бросаясь вперёд, и дико закричала:

— Газ! Здесь повсюду газ!

Глава 29

Раздался невообразимый грохот. Выстрелы — один, второй, третий… Крики.

Ничего не видя перед собой, Ольга споткнулось обо что-то и упала прямо на Мезенцева с Гуциевым. Уши заложило от звенящего гула, даже физическая боль отступила на задний план.

Взрыва не последовало, но с треском вылетели ставни на окнах, входная дверь в ресторан плашмя рухнула на пол, несколько пар ног загрохотали по ней в разные стороны, пинками открывая остальные двери в подсобные помещения.

— Все на пол, руки за голову!

Оля вжалась лицом в плитку. Сил не было даже поднять руки. Они остались, плетьми лежать вдоль тела ладонями вверх, наливаясь свинцовой тяжестью.

Рядом с ней присел мужчина. Его твёрдые пальцы прижались к жилке на её шее и пару секунд оставались там, пока девушка не дёрнулась в сторону. Любое прикосновение к собственному телу сейчас вызывало у неё отторжение.

— Жива? — спросили сверху, и Оля просто несвязно промычала в ответ.

***

…Как-то во время установки декорации перед студенческим спектаклем, а Оля тогда начала плотно сотрудничать со студентами театрального, случилась одна неприятность, которая могла перерасти в непоправимое, но стала началом дружбы между ней и Жанной Саблиной.

Случилось это в унылом здании ДК, которое, однако, пользовалось спросом у местного населения одного из подмосковных городков, до которого пришлось добираться в двух душных грязных «Газелях» около четырёх часов. Пьеска была молодёжная, поверхностная, переделанная из поэмы о комсомольской юности. Адаптировать её было легко, суть её была ясна. Сделали акцент на личных взаимоотношениях героев, поубавили количество патриотических лозунгов и монологов, отрицательного героя наградили атрибутами гоп-стопа с обилием присущего жаргона. И, вуа-ля — молодёжная постановка, возможная к показу и прошедшая цензуру в городском отделе культуры. Такие выезды, разумеется, не являлись способом заработать. Студентов «обкатывали» на публике, кормили полной ложкой прелестями кочевой актёрской жизни, вычленяли тех, для кого эта система оказывалась чуждой. Большинство студентов считали, что должны пройти этот курс молодого бойца, ибо жизнь штука непредсказуемая, и неизвестно, где ты завтра окажешься — в Голливуде, Болливуде, или на сцене вот такого ДК, играя престарелого Маленького Принца.

Декорации представляли собой небольшой приморский городок на фоне гор, что добавляло романтики в историю любви между юными героями. Установка задника проходила в сжатые сроки, чтобы, не тратя времени и сил, можно было вернуться обратно в Москву до темна. Помогали местные рабочие. Ну, как помогали — громко матерились, часто перекуривали, разглядывали столичных жителей и вслух обменивались мнениями на их счёт.

Оле пришлось совместить работу костюмера и гримёра, благо навыков хватало, а специальных знаний пластического грима не требовалось. Не было в пьесе ни шрамов, которые должны были быть видны с задних рядов, ни искусственного старения лица с сеткой глубоких морщин. Все старались показать образы посредством своего таланта.

Работа кипела. Задний фон, рисованный с полотен Куинджи, был несколько громоздок для данной сцены, но смотрелся впечатляюще. Рабочие крепили его поверху. Оля слышала их громкие голоса, находясь в зале. Оркестровая яма отсутствовала, и Ольга следила за подготовкой, стоя перед авансценой.

Жанна, уже в костюме, вышла из-за простеньких кулис и встала посреди сцены, репетируя монолог. Саблина тогда была тонкой, звонкой, с маленькой грудью и колоссальными амбициями. Пожалуй, она была единственной в сторону кого не раздавались усмешки со стороны «культурного» обслуживающего персонала ДК. Хватило парочки сальных взглядов и простонародных междометий в её сторону, чтобы Жанна восприняла их как команду «фас!». У Оли горели уши, когда из аккуратного пухлого ротика Саблиной посыпались пожелания и рекомендации взрослым мужикам.

Сейчас, при звуке её голоса, даже стук молотков прекратился, ибо Саблина была поистине хороша в роли юной трепетной морячки. Оля тоже не могла сдержать восхищения. И эта тельняшечка, так ладно сидящая на Жанне, и короткая юбочка-разлетайка, открывающая стройные ноги, и бутон пиона в волосах, который Ольга мастерила несколько вечеров из обрезков органзы привлекали к Жанне всеобщее внимание.

С юбочки-то всё и началось. Разглядывая Жанну, Оля вдруг нахмурилась и подошла к самому краю сцены. Отсюда ноги Саблиной казались просто нереально длинными. Ольга похлопала в ладоши, привлекая внимание актрисы. Жанна запнулась на полуслове и недовольно склонила голову.

— Жанна, простите, но подол юбки разошёлся.

— Что? — в голосе Саблиной не было даже намёка на человеколюбие.

— Подол разошёлся, — повторила Оля.

— Ну, зацепила, чего теперь?! — огрызнулась Саблина.

— Снимайте, я зашью.

— Да плевать на него! — отмахнулась Жанна, поправляя волосы.

Но для Оли это была не мелочь. Когда она поняла, что Жанна не собирается сделать то, о чём её просят, девушка упрямо стала подниматься на сцену.

Она успела подойти к актрисе и даже обменяться с ней упрямыми взглядами, когда над их головами что-то загудело. Они обе задрали головы. Ослеплённые светом софитов вновь развернулись друг к другу. Оля первая, повинуясь какому-то внутреннему рефлексу, схватила Жанну за руку и потащила за собой в сторону, с трудом разбирая дорогу и рискуя свалиться вниз.

Декорация рухнула, зацепив и осветительные приборы, и балку с собранной на ней второй кулисой, и штангу с утяжелителями, удерживающими верхний бордюр. Со сцены им всё-таки пришлось прыгать, слава Богу, расстояние перед первым рядом оказалось достаточным, чтобы не переломать о стулья руки и ноги. Горные вершины под лейтмотив снежной лавины оказались прямо над их головами, погрузив в темноту и облако пыли.

— Так вот как выглядит кладбище несыгранных ролей… — произнесла Жанна, разглядывая жирный отпечаток своей помады на полу.

***

— Вы ранены? Можете встать?

Оля очнулась, услышав глухой мужской голос. Пошевелила головой.

Её подхватили под руки.

— Кажется, ранена. Кровь. Позовите врача!

— Не надо, я сама, — Оля не смогла разглядеть лицо мужчины. В разрезе трикотажной маски лишь тускло поблёскивали глаза.

Вокруг неё творилась неразбериха. Кто-то кричал: «Дайте сюда свет! Включите фары, в конце концов! Направьте их в окна!»

Девушку толкали со всех сторон, пока она пробиралась к выходу, и только там, в кольце машин и людей, остановили, преградив путь. Зрение почти восстановилось. Оля смогла различить даже пылинки, плавающие в воздухе в радиусе света автомобильных огней. Что это — обман зрения или, не дай Бог, последствия ударов по голове? Как же теперь заниматься любимым делом, если с глазами начнутся серьёзные проблемы? Она не сразу откликнулась на вопросы другого мужчины, в штатском, который стоял прямо перед ней и внимательно разглядывал её. Он помахал перед её носом пятернёй, чтобы проверить реакцию.