Книга Исчезновение - Джозефина Тэй

— Нет. А что?

— Не знаю, — с отсутствующим видом проговорила она. — Просто мне хотелось бы понять, как вы сумели так быстро догадаться, что мое отношение к Маргерит изменилось. От женатых людей обычно ожидают большего понимания всего, что связано с эмоциями. Что совершенно неверно: как правило, они слишком заняты собственными эмоциональными проблемами, чтобы испытывать сочувствие к кому-нибудь еще. Помогает… помогают именно неженатые люди. Хотите еще кофе?

— Вы варите кофе даже лучше, чем пишете картины.

— Вы ведь не пришли арестовать меня, иначе вы бы не стали пить у меня кофе.

— Совершенно верно. Не стал бы. Как не стал бы пить кофе у того, кто способен на грубый розыгрыш.

— Но вы не отказываетесь пить кофе у женщины, которая давно задумала тщательно разработанное убийство?

— И передумала. На свете есть небольшая группка людей, которых я в свое время тоже хотел убить. Право же, учитывая, что тюрьма не большее наказание, чем начальная школа, а смертный приговор у нас практически отменен, думаю, я составил бы маленький список, а la Жильбер. Потом, когда постарею, я произведу общую чистку, оставлю одного из десяти или около того, мирно уйду в отставку и в течение всей оставшейся жизни буду наслаждаться покоем.

— Вы очень добрый, — заметила она не к месту. А потом добавила: — В действительности я ведь не совершила никакого преступления, так что меня не будут преследовать по закону, не так ли?

— Дорогая мисс Сирл, практически вы совершили все преступления, перечисленные в кодексе. Самое главное и непростительное — вы заставили перегруженную работой полицию округа впустую тратить время.

— Но это же не преступление, верно? Для этого полиция и существует. Я имею в виду — не впустую тратить время, а следить, чтобы не случилось ничего предосудительного. Ведь правда же, нет закона, по которому можно наказывать человека за что, что вы назвали «розыгрышем»?

— Всегда можно приписать ему «нарушение спокойствия». Просто удивительно, сколько самых разнообразных вещей можно подвести под рубрику «нарушение спокойствия».

— А что бывает, если нарушаешь спокойствие?

— Вам читают наставление и взимают штраф.

— Штраф!

— Чаще всего довольно изрядную сумму.

— Значит, меня не посадят в тюрьму?

— Не посадят, если вы не совершили еще чего-нибудь, о чем я не знаю. А я — я не поручился бы за вас, как говорят в Стратспее.

— О нет, — сказала она. — Нет, нет, вы и правда знаете обо мне все. Если уж на то пошло, не понимаю, как вам это удалось.

— У нас замечательные полисмены. Разве вы об этом не слышали?

— Должно быть, бы были совершенно уверены, что знаете обо мне все, еще до того, как пришли посмотреть, есть ли у меня коричневое пятно в глазу.

— Да. Ваши американские полицейские тоже замечательные. Они по моей просьбе заглянули в книгу актов рождения в Джоблинге, Коннектикут. Ребенок, который уехал вместе с мистером и миссис Сирл, когда те отправились на Юг, был, как сообщила полиция, женского пола. После этого я бы несказанно удивился, если бы не увидел коричневого пятнышка.

— Значит, вы напустили на меня целую свору…

Грант заметил, что руки ее перестали дрожать.

Он был рад, что она опять может легкомысленно болтать.

— Вы пришли забрать меня с собой?

— Напротив, попрощаться с вами.

— Попрощаться? Вы не могли прийти прощаться с человеком, с которым вы не знакомы.

— В том, что касается нашего с вами знакомства, у меня, как говорится, есть преимущество перед вами. Возможно, я для вас совсем новый человек — или практически новый, но вы не выходили у меня из головы последние две недели, и я буду очень рад избавиться от вас.

— Значит, вы не поведете меня в полицейский участок или куда-нибудь вроде этого?

— Не поведу. Если только вы не проявите признаков желания удрать из Англии. В этом случае рядом с вами, несомненно, появится офицер, который схватит вас за локоть и настоятельно предложит остаться.

— О, я не собираюсь удирать. Мне действительно стыдно, что я натворила все это. Я имею в виду беспокойство и, наверное, горе, которое я причинила.

— Да. Мне кажется, горе — очень подходящее слово.

— Больше всего мне жаль, что пришлось страдать Лиз.

— С вашей стороны было очень дурно затеять эту ссору в «Лебеде».

— Да. Да, это было непростительно. Но он меня просто взбесил. Он был такой самодовольный. Такой бессознательно самодовольный. Все всегда давалось ему легко. — По лицу Гранта она поняла, что он готов возразить, и запротестовала: — Да, да, даже смерть Маргерит! Он просто сразу бросился в объятия Лиз. Он никогда не знал, что такое одиночество. Или страх. Или отчаяние. Или любое чувство, которое тебя по-настоящему грызет. Он был совершенно уверен, что ничего непоправимого с ним никогда не случится. Я хотела заставить его страдать. Чтобы он попался в сеть, из которой будет нелегко выпутаться. Чтобы он столкнулся с неприятностями и на сей раз его бы проняло. И вы не можете сказать, что я была не права! Он никогда больше не будет таким самодовольным! Или будет, а?

— Нет, думаю, не будет. Право же, уверен, что не будет.

— Мне жаль, что пришлось причинить боль Лиз. Я бы охотно отправилась в тюрьму, если бы могла вернуть все обратно. Но я дала ей лучшего Уолтера, чем тот, за которого она собиралась замуж. Понимаете, она действительно влюблена в этого жалкого несчастного эгоиста. Ну так вот, я его переделала. Ручаюсь, сейчас это совсем другой человек.

— Если бы мне не надо было уходить, вы убедили бы меня, что вы — благодетель общества, а не нарушитель спокойствия и порядка.

— А что со мной будет теперь? Я должна просто сидеть и ждать?

— Обязательно придет констебль и торжественно вручит вам повестку в суд. Кстати, у вас есть поверенный?

— Да, есть один старик в забавной маленькой конторе, где хранятся пришедшие на мое имя письма, пока я не заберу их. Она называется «Бинг, Пэрри, Пэрри и Бинг», только, мне кажется, в действительности он ни тот, ни другой, ни третий и ни четвертый.

— Тогда вам лучше сходить к нему и рассказать обо всем.

— Обо всем?

— Обо всем, что относится к делу. Вероятно, вы можете опустить ссору в «Лебеде» и еще кое-что, чего особенно стыдитесь. — Грант заметил, что она покраснела. — Только не скрывайте слишком много. Юристы предпочитают знать все, а шокировать их почти так же трудно, как полицию.

— Я шокировала вас, инспектор?

— Не сильно. Вы были приятной переменой после вооруженных ограблений, шантажа и мошенничества.

— Вы придете, когда меня будут судить?

— Нет. Вероятно, придет сержант, который даст показания.