Книга Полукровка - Тимур Туров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И он сумел это не просто считать, но и воспроизвести? Бесподобно.
– Не радуйся раньше времени. На этом хорошие новости заканчиваются.
Степан одним глотком управился с остатком виски. Сощурился, прислушиваясь к ощущениям. Даргри ждал, вертя за ножку рюмку с коньяком.
– Мы его практически потеряли.
– Как?! – выдохнул дейвона.
– Вот так. Реакция пошла человеческая. Мальчик долго жил среди людей. А его великомудрые родители даже не подумали сделать скидку на это. Пережали, идиоты траханые.
На этот раз одним глотком ушел коньяк. Даргри, растеряв всю свою изысканность, влил дорогой напиток в глотку так, как с глубокого похмелья впихивают в себя дешевую водку.
– Уррроды, – прорычал он, отставляя бокал.
– Ну не стоит так категорично. Старик слаб, не его уровень. А джинна действовала, исходя из своих интересов, а не из наших.
– Что предлагаешь? – взял себя в руки Даргри.
– Старика нужно сливать, он не тянет.
– Старика больше нет, забудь о нем. Дальше?
– Джинна придется кое во что посвятить. Иначе опять может быть прокол. И думаю, ей можно дать карт-бланш. Мальчик – самородок, ты был прав. Потерять его нельзя. И тут уже все средства хороши.
– Согласен.
– У нас там кто-то есть? – поинтересовался Степан. – Рядом с джинна?
– У нас там кто-то есть, и он уже работает. – Дейвона с сожалением посмотрел на пустую рюмку. – Что-то еще?
– Еще? – Обладатель спортивного пиджака повернулся к официантке и сделал знак рукой: – Девушка, повторите.
* * *
Лейла сидела за столом и смотрела в лучистые спокойные глаза своего давнего и верного помощника, телохранителя и секретаря в одном флаконе. Тот стоял перед ней, как школьник перед строгой учительницей.
– Что ты хотел, Сальваторе?
– Нам надо поговорить, – прозвучало это очень неуверенно.
– О чем?
– Вот об этом.
Сальваторе взял со стола листок бумаги и изобразил на нем вязью:
Джинна посмотрела на четыре символа.
– В этой стране пишут слева направо. Не наоборот.
– Вы знаете, что это такое? – спокойно спросил Сальваторе.
– Тетраграмматон, – пожала плечами джинна. – Непроизносимое Имя Господа[8]. Твой вариант в древнееврейском написании. Йод Хей Вав Хей. Как видишь, я произнесла это вслух, и ничего не случилось. С чего ты вдруг полез в религиозные бредни «коричневых»?
– Здесь другое, – покачал головой Сальваторе. – Какие у вас возникают ассоциации при слове «тетраграмматон»?
Лейла поднялась из-за стола. Головоломки никогда не входили в число ее излюбленных развлечений, а настроение после появления шакала с дурными вестями было и без того испорчено.
– Не люблю ребусы, – с угрозой произнесла она. – Чего ты хочешь?
От такого тона Сальваторе, да и любого другого просителя, обычно сдувало, как ветром, однако сейчас помощник отчего-то остался на месте и даже не проявил хоть капли беспокойства.
Это озадачило и заинтриговало. Лейла подавила вспышку гнева.
– Ну, хорошо, – кивнула она. – Поиграем по твоим правилам. Ассоциации? Яхве, Саваоф, Элохим, евреи, обрезание, кровь, гражданская война, революция, Ленин в октябре.
– Вот-вот, – поддакнул Сальваторе. – Я вижу, вы совершенно верно осознали ситуацию.
– Ах, ты про погибший орден? Так бы сразу и сказал. Чего голову мне морочишь?
– Про него, – кивнул Сальваторе. – Позвольте спросить – что вы о нем знаете?
Лейла снова уселась за стол. Вон оно как, к ней, оказывается, обращаются за консультацией. За помощью пришли. Хорошо, сделаем милость, поделимся бесполезной информацией.
– «Тетраграмматон» – межрасовый магический орден. Его составляли маги из джинна, дейвона, людей и сатра. Откуда взялось название, не знаю. Может, представители четырех сфер решили, что первые буквы их самоназваний подобны имени бога, а сами они богоподобны. Кто теперь разберет?
– Это все?
– Нет, почему? Сам орден вроде бы возник не одну сотню лет назад. С датировкой возможна путаница. Кто-то говорит, что «Тетраграмматон» существует со времен основания Долгоруким Москвы, кто-то предполагает, что орден мог возникнуть во времена последних Рюриковичей, или предпоследних... никакой достоверной информации по этому поводу нет. Есть только легенды и предположения. Легенды достаточно смешные, о том, как орден стал межсферным, и о том, как, когда и какая сфера оказалась в зоне его влияния. Если верить этим сказкам, то создание «Тетраграмматона» – это одна сплошная нелепость. Череда случайностей и неудач. При этом орден вроде бы всегда был достаточно силен и через своих агентов влияния предположительно контролировал довольно много источников Москвы. Но амбиции у этих четырехбуквенных были непомерными.
Лейла стянула с пальца кольцо и, повертев, вернула на место.
– До начала двадцатого века орден существовал тайно. Кроме членов ордена о его существовании не знал никто. В начале века «Тетраграмматон» заявил о себе. Члены ордена были, возможно, не самыми сильными магами, но готовились долго и шумиху устроили нешуточную. Полезли во власть, разрушили веками складывавшееся равновесие, устроили несколько революций, чтобы завладеть источниками Москвы и Питера. Столько магов во власти, как в начале двадцатого века в России, не было никогда. В результате орден получил то, о чем мечтал сотни лет. Но, добившись цели, члены ордена вспомнили, что они представляют разные сферы, и устроили между собой грызню. Сначала орден ослабил себя сам, затем нашлись другие сильные маги и просто амбициозные люди, которые сделали так, что орден сгинул. Последних членов «Тетраграмматона» расстреляли в конце двадцатых или начале тридцатых, бежавший за границу магистр погиб в сороковом. После чего орден закончил свое существование. Все.
Лейла театрально развела руками. Сальваторе поглядел на нее внимательно, развернулся, подтащил стул и сел. Такая перемена в его поведении чуть не заставила Лейлу открыть рот. Обнаглевший помощник тем временем поерзал, усаживаясь поудобнее, и подался вперед.
– Нет, не все, – вкрадчиво произнес он. – Собственно, я к вам пришел не сам, а по просьбе одного человека.
– С каких это пор, – проговорила Лейла, начиная о чем-то догадываться, – ты выполняешь чьи-то просьбы, кроме моих?
– Очень давно, – сказал Сальваторе. – Но речь не об этом. «Тетраграмматон» не прекратил свое существование. Ни в двадцать четвертом, ни в тридцать четвертом, ни в тридцать седьмом. Мы существуем и не собираемся более повторять ошибок наших предков.