Книга Эпоха великих потрясений. Энергетический фактор в последние десятилетия холодной войны - Ольга Скороходова

Напомним, что второй нефтяной шок, сформировавший принципиально новую расстановку сил на глобальном рынке нефти, по своей природе носил преимущественно ценовой, психологический характер. Одним из факторов, усугублявших кризис, было масштабное наращивание запасов нефти развитыми странами с 1979 года со всеми его далеко идущими последствиями. Естественно, в ОПЕК не могли не знать или не заметить этого, однако серьезные меры по противодействию скупке потребителями «черного золота» были приняты только в посткризисной реальности. Это было связано, вероятно, с тем, что первоначально, в условиях роста напряженности между Ираном и Ираком с 1979 года, наращивание запасов выглядело как мера по смягчению, казалось бы, неизбежно грядущего кризиса.

Только в 1982–1983 годах темпы создания стратегических национальных запасов США стали предметом конфликта с Саудовской Аравией. А между тем еще в 1980 году Конгресс США принял закон о достаточно высоких темпах пополнения СНР – 300 тыс. баррелей в сутки. В итоге к 1983 году в соляных куполах Луизианы и Техаса уже хранилось более годового объема импорта нефти США из региона Ближнего Востока. В связи с этим А. Ямани, министр нефтяной промышленности Саудовской Аравии, пенял Дж. Эдвардсу, министру энергетики в администрации Рейгана: «Вы выкачиваете нефть из недр Саудовской Аравии с тем, чтобы закачать ее обратно под землю здесь у себя и использовать ее против нас как экономическое оружие». Ответ Эдвардса был весьма показательным для понимания всей сложности и, одновременно, простоты отношений Вашингтона и Эр-Рияда: «Я понимаю вашу озабоченность. Но если к вам с севера спустится большой медведь, оккупирует вашу землю, овладеет вашими месторождениями и отрежет вашу нефть от остального мира, разве не благом будет то, что у нас есть горючее для заправки танков и самолетов?»

В свете того, что СССР активно занимался возведением с нуля и реконструкцией инфраструктуры Афганистана, в частности, реализуя проекты по строительству дорог к югу от Кабула в направлении Белуджистана, мрачные картины, рисуемые американским министром, выглядели в глазах саудитов не такими уж и фантастическими. Лишь в 1984–1985 годах, на фоне стабилизации предложения на нефтяном рынке и снижения вероятности кризисных ситуаций, Конгресс высказался за постепенное снижение темпов закупок в СНР, в том числе по фискальным соображениям. Ведь приобретение нефти в таких объемах требовало серьезных бюджетных ассигнований, хотя правительство и пыталось регулярно изыскивать специальные ценовые предложения.

Наряду с этими процессами, детерминированными ходом и итогами второго энергетического кризиса, энергетический ландшафт в 1981–1985 годах подвергался воздействию изменений, корни которых уходили еще в 70-е годы. Речь идет о серьезной модификации энергетического баланса, прежде всего развитых стран. Энергетический кризис 1973 года вынудил потребителей запустить масштабные программы по сокращению и диверсификации импорта нефти, увеличению собственной добычи, энергосбережению. Значение этих изменений не стоит преувеличивать – правы те, кто говорит, что мир по-прежнему остается зависимым от углеводородов. И все же именно в 80-е годы меры по энергосбережению и диверсификации, которые приняли развитые страны, привели к существенному снижению веса нефтяного картеля в мировом топливном балансе.

Во-первых, в эти годы наблюдалось реальное, долгосрочное, а не спровоцированное экономической рецессией сокращение потребления нефти в мире. С 1979 по 1982 год оно составило 7 мбд, опустившись с показателя в 52,5 до 45,5 мбд. До сегодняшнего дня человечеству не удалось повторить такой успех. Во-вторых, спрос на нефть ОПЕК упал с 31 мбд в 1981 году до 17–18 мбд в 1985 году, а доля ОПЕК в мировой торговле жидким топливом сократилась с 90 % (в 70-е) до 64 % в 1985 году. В-третьих, рост добычи нефти вне ОПЕК с 1973 по 1985 год составил 11 мбд (что эквивалентно добыче России в 2019 г., абсолютно рекордный показатель в истории нашей нефтяной промышленности). Причем половина этого роста пришлась на Великобританию, Норвегию и Мексику. Важно отметить скачкообразный характер этих изменений. Так, в 1978 году добыча в Северном море выросла сразу на 33 % после того, как в производство был введен целый ряд месторождений, что стало серьезным фактором перемен если не мирового, то европейского нефтяного ландшафта (см. Табл. 25).

Табл. 25. Потребление нефти, добыча вне ОПЕК и добыча ОПЕК в 1978–1985 гг., мбд

Источник: Skeet I. Op.cit. P. 211

Аналогичные явления наблюдались и в сфере интенсификации энергопользования. В странах МЭА потребление бензина на транспорте было сокращено за счет введения ограничений на скорость и стандартов энергоэффективности двигателей на 22 % (для США данный показатель составил 18 %). Энергоэффективность жилого и промышленного сектора возросла на 6 и 30 % соответственно. На индивидуальном уровне, особенно в европейских странах, возникла новая модель потребления, нацеленная на экономичность и вторичное использование природных ресурсов, и не только энергетических: люди привыкли носить свитера, они стали водить экономичные машины.

Приведенные цифры наглядно демонстрируют действительно глубинный характер изменений энергопотребления в 80-х годах. Американский социолог Б. Подобник назвал 80-е периодом глобального энергетического сдвига (global energy shift), ознаменовавшегося временным (и постепенным) отказом человечества от углеводородной зависимости в пользу новых энергетических технологий и атомной энергии. После 1986 года этот сдвиг, так и не будучи доведенным до конца, был повернут вспять, в первую очередь по причине снижения цен на углеводороды. Но суммарное воздействие процессов модификации мирового энергетического потребления в итоге привело к существенному и достаточно резкому изменению соотношения сил между ОПЕК и странами – потребителями нефти с точки зрения определения положения дел на нефтяном рынке – прежде всего, с точки зрения определения цен. Нефтяной картель в первой половине 80-х годов оказался между молотом и наковальней – потребителями, снижавшими свои аппетиты к «черному золоту», и другими производителями, наращивавшими добычу, наступая на пятки ОПЕК.

Конечно, столь масштабное изменение в балансе энергодобычи и энергопотребления не могло произойти в одночасье. Однако, как бы парадоксально это ни звучало, до какого-то момента наращивание добычи нефти вне ОПЕК и сокращение потребления рассматривались членами картеля как желательное развитие событий. Высокие цены, стимулировавшие рост добычи за пределами организации, представлялись действенным орудием, откладывавшим наступление неминуемой эры «после нефти» для всего региона Большого Ближнего Востока. Такая позиция производителей имела солидное философское обоснование – опасение скорого истощения ресурсов (resource scarcity), зародившееся в научных кругах в конце 60-х годов, во времена, предшествовавшие самому первому кризису, а к 80-м ставшее частью широкого общественного и политического дискурса в условиях роста популярности мирового «зеленого движения».