Книга Поздние розы - Екатерина Кариди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут он заговорил.
- Лена... Я был в школе...
И осекся. Лена показалось, что в кухне как-то темно стало, или это у нее в глазах потемнело? Но тут он заговорил снова, сбиваясь, нервничая:
- Лена... Ты должна выйти за меня замуж...
Видя, что она потрясенно молчит, стал распаляться:
- Иначе мне трудно будет тебя защитить. Понимаешь?!
Она зажала рот ладонью, чтобы не разрыдаться.
- Лена?! Не молчи... Я знаю, что я псих... Но я же люблю тебя! Ленка...
Все-таки разрыдалась, трясясь, качая головой.
- Ленка! – взревел он в отчаянии, решив, что она ему отказывает. - Слышишь...?! Я не приму отказа!
А ее наконец прорвало смехом сквозь слезы:
- А с чего ты взял, что я буду отказываться? Костя...
Лена сразу же оказалась у него на руках, все еще всхлипывающая, а он, еще не до конца поверив, хотел услышать.
- Согласна?!
- Согласна! – кивнула и улыбнулась сквозь слезы, как солнечный луч сквозь грозу, - Псих ты мой любимый...
Опустился на стул вместе с ней, прижал к груди, уткнувшись лицом в ее волосы. Оба так и просидели несколько минут с закрытыми глазами, привыкая, стараясь осознать свое счастье. Костя очнулся первым.
- Лена, я хочу, чтобы ты переехала ко мне немедленно. Там мне легче будет обеспечить твою безопасность.
Говорил спокойно, серьезно. Вся нервозность исчезла. Она не могла не признать правоту такого решения, потому просто кивнула.
Мужчина опустил к ней лицо, бережно стирая слезы.
- Ну вот и хорошо... А теперь одевайся, поедем. Сначала в одно место, а потом домой.
Решение подарило им уверенность и спокойствие. Потому что оба оказались готовы к этому шагу и сделали его без сомнений, хоть и знали друг друга меньше месяца. Очевидно, браки все-таки вершатся на небесах.
***
А на земле вершатся всякие разные темные дела, потому что война набирала обороты.
Костя вез ее куда-то, Лена даже не спрашивала, куда. Просто смотрела в окно. Ей было так хорошо и спокойно на душе, совсем как давным-давно, в детстве, когда живы были мама с папой. После того, как схлынуло нервное перенапряжение, она чувствовала себя немного усталой. Костя время от времени касался ее, поправить, проверить ремень, да просто коснуться, чтобы убедиться, что она рядом.
Лена взглянула на него и вдруг спросила:
- Костя, скажи... А почему ты сразу мне поверил? Не усомнился?
Быстрый взгляд из-под ресниц метнулся к ней и снова устремился на дорогу, усмешка чуть искривила губы:
- Потому что продажных женщин я видел слишком много. Ты помнишь, где я вырос?
Лена повернулась к нему лицом.
- Да, да, - кивнул он, продолжая смотреть на дорогу. – Я с двенадцати лет по бандам да притонам. Да и до того... Так что, можно сказать, в моей жизни одни продажные женщины и были. Включая мою первую жену.
Упоминание о бывшей жене заставило их на несколько минут замолчать. Лена отвернулась к окну, а он, вроде и не смотрел на нее, а мгновенно заметил, тут же повернул голову в ее сторону. И тут она спросила, продолжая рассуждать:
- Но ведь там, в усадьбе у Лешкова... Ты так смотрел на меня, словно я насекомое...
Мужчина хмыкнул, покачав головой:
- Ленка-Ленка...
- Нет, правда, ты смотрел так подозрительно.
- Просто... – он выдержал паузу, - мне надо было убедиться.
- И что, убедился?
Костя глянул на ее сердито сведенные брови, крякнул, глаза его лучились смехом. Ответил просто:
- Да.
Она закатила глаза в притворном возмущении, а губы стали расползаться в глупую счастливую улыбку. В конце концов, Лена рассмеялась и отвернулась к окну.
- Приехали, - сказал Костя, скользнув по ней загадочным взглядом.
***
Пока у Белецкого жизнь налаживалась, господин Лешков испытывал припадок бешенства. Он еле смог досидеть в своем кабинете остаток дня. Мучило желание немедленно наказать, прижать, заставить ползать на брюхе и землю жрать. Но чертов уголовник был не из тех, кого можно просто вызвать в кабинет и застращать до усёра. Этот бандит сам мог застращать кого хочешь, для такого как он, убить человека раз плюнуть. У Вячеслава Сергеевича была хорошая охрана, однако не стоило испытывать судьбу.
Он не так станет действовать. Все будет намного тоньше. Все будет легко и естественно. Жажда мести подсказала верное решение.
Правда, в тот момент, когда в голове наконец все сложилось, Лешков старший почувствовал дикую усталость и боль, в висках пульсировало, перед глазами мелькали черные мушки. Сначала от злости не обратил внимания, что давление подскочило. А сейчас, когда схлынул адреналин, дала себя знать гипертония. Проклятая старость! Не поддаваться ей! Он еще всем докажет, что на его добычу никто не смеет покушаться.
Пришлось успокоиться, съесть лекарства, даже на несколько минут прилечь, прикрыв глаза. После того, как немного отпустило, он полез в записную книжку и нашел в ней один номер.
На том конце ответили. Глава города знал, кому звонить, и знал, что этого человека заинтересуют личные дела господина Белецкого.
- Давно не слышались. Ты в курсе, что у твоего бывшего зятя-душегубца сердечная зазноба объявилась?
На том конце молчали с минуту, это молчание напомнило Вячеславу Сергеевичу молчание удава, заметившего свою жертву. Потом послышалось:
- Спасибо, что сказал.
- Да не за что, - с деланной беспечностью ответил Лешков.
Но тот, с кем он сейчас говорил, в ту беспечность не верил.
- А тебе какая корысть?
Лешков напрягся, не хотелось карты открывать, но придется.
- Баба, - резко сказал он. – Ее не трогать. С ней я сам разберусь.
Жутковатый скрипучий смех раздался в трубке, потом ответили:
- Созвонимся еще. Пока.
Вячеслав Лешков расслабленно откинулся в кресле. Дело пошло.
***
Бывший тесть уже раз нанимал убийц расправиться с зятем за смерть дочери. Это тогда Белецкий получил четыре автоматные пули в спину. Он мстить не стал. Считал это в какой-то мере справедливым. И без того грехов столько, что к земле гнет. Он ведь действительно убил жену, хотя можно было и избежать.
Жив остался и, слава Богу. С тех пор он был одинок, всячески избегал отношений с женщинами, только изредка позволял себе проверенных шлюх, и ни с кем обычно не встречался больше одного раза. Это добровольное затворничество с точки зрения его бывшего тестя было законным продолжением мести. Мол, пусть живет и мучается.