Книга Его и ее - Элис Фини

Мне надо было бы научиться быть осторожнее с тем, где и когда я засыпаю.

Джек, который фотографирует нас пятерых, — одно из последних четких воспоминаний, оставшихся от празднования моего шестнадцатилетия. Остальной вечер прошел в лучшем случае как в тумане.

После его ухода мы выпили еще больше, это я помню. Затем причесали и накрасили друг друга. Зои принесла примерить кое-что из своих последних модных изделий, которые сшила на своей швейной машинке, — узкие платья, топики с глубоким вырезом и такие короткие юбки, что они скорее напоминали пояса.

Рейчел принялась работать над лицом Кэтрин Келли, словно над проектом по классу живописи. Она наложила толстый слой макияжа, разрисовала голые брови Кэтрин карандашом и приклеила накладные черные ресницы к ее светлым. Зои одолжила ей платье, а Хелен причесала волосы — она брызгала на них из бутылки с водой, которую моя мама использовала для глажки, чтобы распрямить белесые кудри. Сказав, что на расчесывание всех колтунов нет времени, она их срезала. Помню маленькие клочки волос на ковре.

Это было довольно примечательное преображение, и, когда они закончили, Кэтрин стало почти не узнать. Жизнь как лампочка накаливания — ее не так трудно поменять, как думают люди, надо только попробовать. Кэтрин выглядела красивой, она сама это понимала. Когда девочки подвели ее к зеркалу, она вся сияла, видя собственное отражение.

— Постарайся улыбнуться, но с закрытым ртом, никто ведь не хочет видеть эти безобразные брекеты, — сказала Рейчел. Кэтрин сделала, как ей велели. — Посмотри теперь на этот хорошенький маленький ротик. Мальчики тебя полюбят, — добавила она и потрепала ее по голове, словно домашнее животное.

Казалось, Кэтрин неудобно улыбаться по-новому.

Не знаю, о каких мальчиках говорила Рейчел, — мы ни с кем не тусовались — но, думаю, вид у меня был ревнивый, потому что она тут же предложила накрасить мне ногти. Она взяла мои руки и написала на ногтях красным лаком — на одной руке ХОРОШАЯ, а на другой — ДЕВОЧКА.

Я уже выпила гораздо больше, чем обычно, — комната начала кружиться, — но Рейчел, Хелен и Зои сказали, что пойдут на кухню и поищут еще спиртное, и оставили меня наедине с Кэтрин в гостиной.

— Ты рада, что пришла? — спросила я ее.

Она взглянула на меня из-под полуопущенных ресниц. Накладные ресницы усиливали эффект, и я еще раз восхитилась ее новым обликом. Затем она рассказала мне о себе то, чего я никогда не знала — не уверена, что кто-то вообще это знал. Возможно, потому, что никогда не спрашивали. Она также явно перебрала, и ее фразы перемежались с икотой.

— У меня была старшая сестра, мы тоже вместе наряжались, но она умерла. У папы была маленькая лодка, и иногда мы катались с ним в выходные. Там это и произошло. Но до этого мне нравилось ходить под парусом, и он учил нас, как плести разные узлы. Смотри, я тебе покажу. — Она вытащила шнурки из своих кроссовок со странным и неожиданным энтузиазмом. — Вот квадратный узел… а это восьмерка… — Ее руки очень быстро плели, завязывали и скрепляли шнурки вместе, а потом каждый раз поднимали их вверх. Как зачарованная, я растерянно наблюдала за происходящим. — Это удавка — именно такой ты использовала в браслетах дружбы, — а это булинь, который мне нравится больше, потому что можно контролировать, с какой силой затягивается петля… видишь?

Я пристально смотрела на последний узел.

— А как она умерла? Твоя сестра?

Сомневаюсь, что задала бы этот вопрос вот так в лоб, если бы не была настолько пьяна. Кэтрин развязала шнурки и начала вдевать их обратно в ботинки.

— Люди думают, что она утонула, потому что это случилось, когда мы шли под парусом, но мою сестру убил приступ астмы. Она забыла ингалятор. Папа винил себя, и родители очень горевали с тех пор, как она умерла, очень горевали. Он потерял работу, продал лодку, и теперь в нашем доме не очень приятно находиться. Наверное, поэтому никто со мной не разговаривает и никуда меня больше не приглашает. Кроме тебя. Спасибо.

— Пожалуйста, — прошептала я.

— Можно мне подержать? — спросила Кэтрин.

Я посмотрела на серого котенка, спящего у меня на коленях. Кит Кэт. Я так напилась, что забыла о нем.

— Конечно, — ответила я, подняла котенка и дала его Кэтрин.

Она держала его в руках и качала, как ребенка.

— Давайте, пора идти, — в дверях появилась Рейчел в пальто, в котором я никогда раньше ее не видела.

Оно было меховое и, похоже, искусственное. Я посмотрела на часы и увидела, что уже почти одиннадцать.

— А куда идти? — спросила я.

Она показала на меня, улыбнулась и запела.

— Если вечером пойдешь сегодня в лес, ждет тебя страна чудес[10].

— Я не хочу идти в лес. Темно, холодно и…

Рейчел проигнорировала меня и, показав на Кэтрин, пропела следующие строчки:

— Если вечером пойдешь сегодня в лес, маскируйся лучше, и никто тебя не съест!

За ее спиной появились Зои и Хелен, и все трое стали смеяться.

Днем мне никогда не было страшно в лесу, но в детстве казалось, что ночью лес перестает быть лесом и превращается в нечто темное и опасное, где может случиться плохое. Мы праздновали мой день рождения, но было ясно, что мои желания или нежелания в расчет не принимаются. Рейчел сняла фонарь моей матери с крючка у кухонной двери и пошла вперед. Из сада позади нашего дома прямо в лес вела тропинка, и она к тому времени знала это так же хорошо, как и я.

Помню звук наших шагов, когда мы шли по ковру из опавших листьев.

Помню холод.

И помню, что увидела четверых мужчин — они сидели на сколоченных из бревен скамьях в том месте, которое я считала нашим секретным уголком. В центре они развели небольшой костер, обложив его белыми камнями. Огонь мерцал, шипел и искрился.

При виде нас мужчины улыбнулись.

Я их не узнала. Даже после того, что случилось, я бы никогда не смогла описать их лица. В моих искаженных воспоминаниях о той ночи они все выглядели одинаково: тощие, каштановые волосы, четыре пары маленьких карих глаз с темными кругами под ними. Они были гораздо старше нас, может быть, им было плюс-минус тридцать, и они пили пиво. Много пива. На земле валялись смятые банки.

Сначала я испугалась, но Рейчел их явно знала, как и Хелен, и Зои. Они сразу подошли к мужчинам и сели к ним на колени.

— Это Анна. Она новенькая, и ей наконец исполнилось сладких шестнадцать лет[11]. Поздравьте же ее с днем рождения, — сказала Рейчел.