Книга Принц-ворона - Лариса Петровичева

— Не знаю, — сказала она. — А ты?

Тернер пожал плечами.

— Да вроде бы ничего… — Он осекся, выпустил руку Джеммы и растерянно дотронулся до груди.

В ту же минуту Джемму пронзило болью, острой и жгучей. Половина ее яблока, скрытая за возмущениями магических полей, пришла в движение. Джемме казалось, что она видит ее — не прозрачно хрустальную, а живую, пульсирующую огнем и кровью, дышащую, летящую к своей второй половине. Скоро они соединятся, и одно большое яблоко разделится на два целых. Два яблока, способных сдержать любую тьму.

Боль была такой, что сознание помрачилось. В бок ударили мраморные плиты пола — Тернер пытался было поддержать Джемму, но со стоном распластался рядом с ней. Его лицо побледнело, глаза закатились под веки.

Джемму охватило холодом. Судорожным движением, почти не осознавая, что делает, она нашарила руку Тернера на полу, сжала ее. В эту минуту снова дрогнула земля, и Джемма с ужасом подумала, что Вороний король мог почувствовать, как их яблоки пришли в движение. Что он будет делать, когда узнает об этом?

Церковь залило нестерпимо ярким сиянием, и Джемма почувствовала, как из нее что-то вырвалось — с болью, с кровью, с огнем. Грудь сдавило, и Джемма испугалась, что никогда не сможет дышать. Потом испуг прошел, и она обрадовалась: когда умрет, то встретится с Дэвином, и тогда все будет хорошо.

Но она не умерла. За болью и пламенем, наполнявшим грудь, пришло счастье — теплое, летнее, такое, которое поднимает от земли, уверяя, что ты можешь летать. Кажется, Джемма рассмеялась. Над ней светило июльское солнце, и шел теплый сильный дождь, и поднималась радуга. Мир наконец-то сделался совершенным, настоящим, и в нем больше не было никакого зла.

Радуга! Душа Джеммы танцевала и пела, она купалась в этом счастье и верила, что никогда не будет ничего другого — только счастье и детский, беспримесный восторг. Радуга! Радуга!

Должно быть, это и было полным очищением. Никогда еще Джемма не чувствовала себя настолько свободной и легкой. Все, что причиняло ей боль, ушло навсегда. Теперь она знала, что сможет выстоять и победить. Лишь бы Дэвин выжил и дождался ее.

Потом свет медленно угас. По церкви прошел ветер, задувая огоньки свеч, и как-то сразу вспомнилось, что за этими стенами город укутан серым снегом и над домами плывет мертвая луна. Джемма села, дотронулась до груди, и пальцы кольнуло: теперь яблоко ее души было целым. Она чувствовала, как оно медленно кружится, остывая и обретая спокойную прозрачность.

— Надо же, — едва слышно произнес Тернер. — Никогда не думал, что это будет вот так.

Некоторое время они молча сидели на полу, а потом Джемма сказала:

— Прости меня, Бен. Прости, пожалуйста.

Тернер махнул рукой.

— Перестань, — ответил он. — Все в порядке, Джемма.

На мгновение Джемме сделалось непередаваемо стыдно. Она была в храме со своей второй половиной, человеком, который чем дальше, тем сильнее казался ей хорошим, и понимала, что никогда, ни при каких обстоятельствах не сможет полюбить его.

— Правда?

— Правда, — кивнул Тернер. — Мы с тобой должны сделать очень важное дело. Только это имеет значение. А любишь ты меня или нет, станешь ли моей женой на самом деле… это не важно.

Джемма чувствовала, что он, мягко говоря, лукавит. Эти дни изменили Тернера — он сам удивлялся этим изменениям, даже сопротивлялся им, но понимал, что уже никогда не станет прежним, как бы ему ни хотелось. И еще Джемма ощущала, как на него надвигается беда. И они не смогут ее избежать.

— Я боюсь за тебя, — призналась она. Тернер дотронулся до ее руки — деликатным, чуть ли не чопорным жестом. — Мне кажется, с тобой случится что-то плохое.

Он понимающе кивнул, и стыд снова обжег Джемму.

— Вороньему королю нужен багряный всадник, — ответил Тернер, — а я так эффектно появился в Хавтавааре, что теперь без меня не обойтись. Надеюсь, не наберу новых грехов до нашей с ним встречи.

Тернер старался говорить беспечно, но за этой беспечностью Джемма улавливала и боль, и страх. Что за человек был ее второй половиной? Что она знала о нем? Ничего кроме того, что он, кажется, готов был умереть, чтобы заковать зло в цепи.

— Мы все выживем, — твердо сказала Джемма. — Все должно быть хорошо.

— Иначе я и не согласен, — весело откликнулся Тернер и, поднявшись с пола, протянул Джемме руку. — Идем!

Когда они вышли из собора, то луна висела низко-низко, цеплялась за дома, и Джемме почудилось, что из густых теней, пересекающих улицы, доносится хриплый больной шепот. Все окна в домах были озарены — люди не спали: разговаривали, надеялись, молились. На стене закрытого газетного киоска был вывешен огромный плакат; Джемма и Тернер подошли поближе и прочли:

«Колоссальный прорыв некротического поля на севере! Полностью потеряна связь с регионами Элонгар, Аттвельд, Малые и Большие Пустоши. Личным указом короля на север отправлены лучшие маги, которые смогут запечатать прорыв. Беженцам и пострадавшим будет оказана вся необходимая помощь. Ради вашей безопасности не покидайте дома без крайней необходимости».

— Да уж, весело, — ухмыльнулся Тернер, а Джемма испуганно спросила:

— Как же мы вернемся в Хавтаваару?

Она представила непроницаемую тьму на севере, дороги, запруженные беженцами, невыносимый запах гари — и Дэвина, который был в центре тьмы. Наверняка все, кто знает о том, что Принца-ворону сослали на север, сейчас обвиняют в прорыве именно его, темного мага, которого хлебом не корми, дай только подгадить добрым людям. И посланники его величества отправились в Хавтаваару не просто закрыть прорыв некротического поля, а убить Дэвина. Джемма была твердо уверена в этом.

— Да, поезда туда точно больше не ходят, — кивнул Тернер, — если вообще когда-нибудь пойдут. Ну ничего, на этот случай есть артефакторика. Артефакт перебросит нас в Хавтаваару за минуту.

— У тебя есть такой? — удивилась и обрадовалась Джемма.

Тернер отрицательно мотнул головой.

— Нет. Но я знаю, где его купить.

Дэвин понял, что Джемма соединилась со своей второй половиной, когда его собственное яблоко дрогнуло и шевельнулось: казалось, по нему пробежала сеть трещин, и хрустальная чистота замутилась красным, словно яблоку было больно и оно хотело расколоться, чтобы спастись от боли. На мгновение Дэвин почувствовал жар в груди и услышал:

— Да, я этого не ожидал.

Он не думал, что сможет открыть глаза, и все-таки смог. Северное сияние потухло — теперь над Дэвином нависало бархатно-черное небо. Он прищурился и увидел, как из тьмы проступают звезды: далекие, страшные, какие-то неправильные. На глазах выступили слезы, но потом Дэвин смог различить, как звезды сплетаются в огромное созвездие, которое занимает собой все небо. Откуда-то пришло его название: Древо Болотного Господа.