Книга И как ей это удается? - Эллисон Пирсон

От кого: Дебра Ричардсон

Кому: Кейт Редди

В отчаянии ищу няню. Анка разбушевалась и бросила нас после моей воспитательной беседы насчет воровства. Свекровь приехала из Суррея на помощь, но в пятницу должна вернуться. Караул!!! Есть идеи? Большинство кандидаток требуют машину, остальным под сорок и с головой не все в порядке: рассчитывают на жалованье гл. редактора «Вог». Причина бросить работу: я больше не могу ходить на работу!

Когда уже наступит время развлечений? Когда мы уже сможем сказать: «Вот за что боролись и страдали!» Ланч в четверг???

P.S. Надо учиться видеть хорошее в своей жизни. В мире полно нищего, разутого, раздетого народа.

От кого: Кейт Редди

Кому: Дебра Ричардсон

Я РАДА, что Анка ушла. Ты умница, что решилась на разговор. Не надо паники, скоро кого-нибудь найдешь. Австралийки, говорят, очень хороши как няни. Пошлю тебе номера агентств и закину удочку Поле — может, она знает, кто ищет работу. Я сегодня героиня «ЭМФ». Поймала удачу за хвост. А награда? Командировка в Германию горящим рейсом — фирма экономит на билетах.

Так что ауфидерзейн, котик. Ланч перенесем?

Извини, с любовью,

К.

От кого: Кэнди Стрэттон

Кому: Кейт Редди

Проклятье!!! Я беременна.

Тут же оглядываюсь на Кэнди. Почуяв на себе мой взгляд, она поднимает голову и машет ручкой. Как ребенок машет — смешно и грустно.

Кэнди беременна. Речь не о задержке, а о приличном сроке в четыре с половиной месяца, если верить приговору гинеколога из больницы на Уимпоул-стрит, которому она вчера показывалась. Цикл у нее давно сбился — наркотики, должно быть, виноваты, — поэтому она и не заметила ничего странного, кроме пары набранных килограммов да саднящих сосков, что вполне объяснимо после зажигательного секса во время лыжного отпуска с неким Дарреном из госказначейства.

— Придется избавиться.

— Понятно.

Мы сидим за стойкой бара «Корни и Бэрроу», как птички на жердочке, лицом к площади, где зимой заливают каток. У Кэнди в руке бокал с шампанским. У меня бутылка «Эвиан».

— Избавь меня от этого дерьма, Кейт. На хрен соглашаться, если не согласна.

— Я всего лишь хотела сказать, что поддержу тебя в любом твоем решении.

— Решении? По-твоему, это решение? Это катастрофа, мать ее!

— Поздний аборт, Кэнди… Хорошего мало.

— А на двадцать лет записаться в матери-одиночки — по-твоему, лучше?

— Трудно, но возможно. Тебе тридцать шесть как-никак.

— В вторник тридцать семь стукнет.

— Время уходит.

— Не оставлю.

— Понятно.

— Что?

— Ничего.

— Знаю я твои «ничего», Кейт.

— Боюсь, как бы ты не пожалела.

Кэнди давит в пепельнице сигарету, прикуривает следующую.

— В Хаммерсмите есть одна клиника… Дорого, но не смотрят на сроки и вопросов не задают.

— Ладно. Я с тобой.

— Нет.

— Я с тобой. Одну не отпущу.

— Какого хрена? Тоже мне каникулы нашла. Заглядываю подруге в глаза:

— А если он заплачет?

— Что ты мне тут вкручиваешь, Кейт? Марш против абортов хочешь возглавить?

— Говорят, плод может плакать. Ты у нас, конечно, крутая, а я так сразу умерла бы.

— Повторите, — кивает она бармену. — Ну давай, объясни мне.

— Что объяснить?

— Все. Про детей.

— Не могу. Это самой нужно ощутить.

— Брось, Кейт, ты снег эскимосам можешь продать. Действуй!

Боже, этот взгляд. Взгляд Кэнди Стрэттон, вызывающий и горестный одновременно. Взгляд ребенка, упавшего с дерева, куда ему залезать запретили: ни за что не заплачу, хоть и больно ужас как. Мне хочется обнять ее, но она не позволит. Как объяснить ей, что упускать такой шанс глупо? А объяснить необходимо. Иных доводов Кэнди не принимает.

— Дни рождения моих детей знаешь? Она кивает.

— Так вот, если бы мне позволили выбрать и сохранить лишь два дня из всей моей жизни, я бы выбрала только эти два дня.

— Почему?

— Чудо.

— Чудо?! — Кэнди мерзко хихикает; у нее это здорово выходит. — Выпить не смей, курить не смей, про трахаться забудь, сиськи треснуть готовы, задница шире Ла-Манша, а она мне про чудо заливает. Лучше ничего не предложишь, мамуля?

Пустой звук.

— Мне пора, Кэнди. Сообщи дату и время. Я подскочу.

— Не оставлю!

— Понятно.

11

Снова в школу

08.01

— Ну все, Эмили, пойдем. Быстрее, а то мама опоздает. Завтрак в школу? Вот он. Книжки? Нет, никаких косичек. Я сказала — нет! Зубы? Господи, давай, давай, чисть, только поскорее. Сначала тост прожуй, Эм! Это не тост? А зачем ты ешь пасхальное яйцо? Папуля не должен был так говорить, я вовсе не ужасная… Ладно, пойдем.

В первый рабочий день после каникул детское упрямство сродни ослиному. Эмили все утро лепечет, как младенец, — обычный трюк перед моим отъездом. Меня это сюсюканье просто бесит.

— Мамоцька, а кого ты больсе любись из «Миськи в синем домиське»?

— Не знаю. Э-э-э… Таттера.

— Но я зе больсе люблю Ойо! — Эм потрясена моим предательством.

— У людей могут быть разные вкусы. Папе, например, нравится дурочка Зоя из «ТВ за завтраком», а маме на эту Зою наплевать.

— Ее не Зоя зовут, — комментирует Рич, не соизволив отлепить взгляд от экрана, — а Хлоя. К твоему сведению, у Хлои диплом антрополога.

— Очень веская причина ходить по пояс голой.

— Но почему ты не любишь Ойо, мам?

— Я его люблю, Эм. Просто обожаю.

— Она не голая, это грудь такая. Лифчик ей не нужен.

— Его?! Мам, Ойо же девочка!

08.32

Вытаскиваю Эмили из дома. Рич, все еще в трусах и майке, шаркает в прихожую и небрежно интересуется, когда ему удобнее съездить на пять дней в Бургундию на дегустацию вин.

В Бургундию?! На пять дней оставить меня одну с детьми и рынком, который изображает из себя «американские горки»?

— Лучше ничего не придумал, Рич? Хороша идея!

— Идея-то твоя, Кейт. Ты подарила мне ее на Рождество. Помнишь?