Книга Тарра. Граница бури. Летопись первая - Вера Камша

— Да кто ж знал, что он приказал?! Скажем, велел идти с ним, ничего не объяснил, а потом взял да и свалился. Что дальше делать, не знаем. — Стражники с восхищением воззрились на умного товарища, повернулись и пошли. Несмотря на положение, в котором он оказался, Роман коротко засмеялся… И проснулся.

5

Он лежал в комнате Феликса, который, живой и здоровый, спал на соседней кровати, мирно похрапывая. Горела лампада. Святой Эрасти смирно висел в своем углу, на руке его было кольцо. В городе вразнобой зазвонили. Три… Через час с небольшим начнет светать.

Роман встал, напился воды. Сердце все еще колотилось от пережитых кошмаров. Понемногу либер оживал, но тревога его оставлять не желала. Четверть часа эльф-разведчик боролся со своими страхами, называя себя суеверным дурнем и клянясь больше не поддаваться на предложения выпить на ночь выдержанного монастырского. Тревога не проходила. Наоборот, давящее чувство крепло с каждым мгновением, и Роман решился. Он наклонился над спящим Феликсом и положил руку ему на плечо. Тот сразу же вскочил — сказалось прошлое.

Монах смотрел на Романа с неподдельной благодарностью.

— Я кричал, да? Со мной иногда случается. Сны…

— Не знаю, что тебе снилось, может быть, я слишком много выпил. Брат мой, пока ты не увидишь Архипастыря живым и невредимым, я от тебя не отстану.

Феликс был ошарашен. Не наглостью гостя — тем, что им снилось одно и то же. Секретарь его святейшества не стал причитать и молиться, надеясь, что пронесет. Оделся бывший рыцарь в мгновение ока, причем Роман с удовлетворением увидел поддеваемую под балахон кольчугу. Вытащив из прикрытой иконами ниши небольшой мешок, Феликс окинул взглядом келью, вполне допуская, что сюда больше не вернется.

— Идем!

Глава 4

2228 год от В. И. Ночь с 16-го на 17-й день месяца Влюбленных
Таяна. Высокий Замок

— Темная звезда, — недоуменно повторил Стефан. — Сперва о ней заговорил Зенон, то есть Годой, теперь Марко…

— Ты не думаешь, что это был бред умирающего? — Шандер Гардани задавал вопрос, прекрасно зная ответ.

— Нет. Умирающий, даже если он бредит, не говорит о том, чего не видел или не знал. А Марко никогда ничем, кроме оружия и охоты, не увлекался… Разве что начал посматривать на красивых служанок, да и то не успел… Нет, это не бред. Это пророчество.

— Да, Агва Закта есть Агва Закта, хотя Марко не понимал, что умирает… Похоже, отрава наделяет пророческим даром не только знающих свою участь. — Рене подвинул кувшин вина: — Флорентин, друг мой, сделай милость, посмотри, что там.

Философский жаб, приняв обычный вид, перебрался с браслета на край кувшина и сунул лапу внутрь. Помолчал, затем объявил:

— Ординарное вино. Даже водой не разбавлено. — После чего спрыгнул на стол и пристроился возле герцога, который молча разлил красную жидкость в три кубка.

— Пусть к нему будет милостив Судия, — прошептал Стефан.

— Пусть, — эхом откликнулись Аррой и Гардани.

После короткого молчания принц посмотрел в глаза герцогу:

— Я не знаю, что такое Темная звезда, и не представляю, почему Марко или некто его устами обратился к тебе. Но ты, Аларик?

Эландец молчал, опустив белую голову и машинально крутя черную цепь.

— Как звезда может быть темной? — спросил Шандер, глядя в пламя свечи. — Она не может быть настоящей. Может, что-то из Книги Книг?

— Очень даже может быть. — Аррой оставил маринерскую реликвию в покое и поднял глаза. — Сами знаете, сколько раз ее переписывали. Возможно, что-то там и было, только звучит теперь иначе, хотя порыться в церковных писаниях не помешает. Хуже другое: я слышу о Темной звезде не второй раз, а третий. Иннокентий перед смертью сказал то же, что и Марко. Почти слово в слово… Нет, — Рене предвосхитил вопрос Гардани, — подслушать нас никто не мог. Инко понял только я; умирая, бедняга заговорил по-староидаконски.

— В любом случае надо искать. — Стефан откинул темную прядь со лба. — Я все равно больше сижу, чем хожу. Попробую почитать священные тексты.

— Может, спросить богословов? Марко слышали многие. Никого не удивит, что мы пытаемся разобраться.

— Почему бы и не спросить? Только Иннокентия больше нет, а таянские клирики не изнуряют себя старыми текстами.

— «Темная звезда взойдет в Таяне!» — Стефан скрипнул зубами. — Проклятье! Мы без Романа как слепые щенки!

— Не стоит позволять эмоциям брать верх над разумом, — назидательно произнес Жан-Флорентин. Шандер и Стефан в очередной раз растерялись, но Рене уже свыкся с максимами приятеля и лишь спросил:

— Друг мой, может быть, ты что-то слышал?

— Слышал, — невозмутимо ответствовал жаб. — Я немного интересуюсь поэзией. Конечно, болото, где я провел детство, отрочество и юность, не лучшее место для изучения изящной словесности, но и туда время от времени забредали интересующие меня существа. Достаточно давно мимо нас прошли Светорожденные. Они задержались в наших краях на ночь. Помню, как они сидели у огня и пели. Нерасцветшая их не тронула, и они ушли вниз по Пепельному ручью. Так вот, — голос жаба обрел характерные для поэтов завывающие интонации, — в одной песне говорилось о Темной звезде… Во всяком случае, я понял ее именно так.

— Ты помнишь слова?!

— Я запоминаю все, что было когда-то сказано или спето в моем присутствии. — В словах жаба чувствовалось наигранное возмущение, смешанное с изрядной долей самолюбования. — Более того, я чувствую, слышу и воспринимаю то, что еще не было сказано нигде, а только ощущается в эманациях всеобъемлющего океана мысли, частицей коего являемся мы, кого здесь и сейчас называют философскими жабами. Сколько бы ни было миров, эпох и…

— Жан-Флорентин, — перебил философа Рене, — мы говорим о Темной звезде.

— Песня написана на эльфийском. — Жаб ничуть не обиделся. — Я попробую перевести ее на арцийский, но предупреждаю, получится не очень достоверно. Некоторым словам в вашем языке нет соответствий.

Темная звезда восходит, и горами станет море!

Это дверь в миры познанья, одиночества и горя,

Это вечный ветер странствий, без конца и без начала,

Это память о далеком, что навеки отзвучало.

Темная звезда восходит, дочь слезы и океана.

Это голос высшей воли в царстве бледного тумана,

Это муки возвращенья через годы и дороги,

Запоздавшее прозренье, смерть у цели на пороге.

Темная звезда восходит, и в огне не будет брода, —

Ждите ту, чью жизнь отметит трижды страшная свобода.

— Непонятно. И жутко, — прошептал Шандер Гардани.

— В этом есть что-то нечеловеческое. — Стефан с досадой оттолкнул пустой кувшин. — Эту песню надо запить.