Книга Смертельная поездка - Пи Джей Трейси

Очертания зданий кафе и бензоколонки почти сливались с ночным небом, но в воздухе присутствовал тот сладкий, влажный предрассветный запах, который всегда появляется в последние часы жаркой летней ночи, указывая на то, что она на исходе. «Надо торопиться», – подумала Грейс.

Как можно осторожнее они преодолели пятачок разбитого асфальта между домом и бензоколонкой – единственное место, полностью открытое для наблюдения со стороны леса. Оказавшись внутри автозаправочной станции, Грейс первым делом подошла к шкафчику-витрине, нашла спички и положила их в карман джинсов, затем все они прошли в прилегающий к зданию гараж. Здесь не было окон, а узкая задняя дверь закрывалась плотно, поэтому Грейс включила фонарь, не опасаясь, что их заметят.

Десять минут прошло. Осталось шесть часов.

Возле гидравлического подъемника Грейс нашла красную бензиновую канистру с гибким соплом, убедилась, что она почти полная, затем осветила стены лучом фонаря.

– Не вижу.

– Дай мне фонарь, – сказала Шарон.

Взяв фонарь, она вернулась в главное здание.

– Обычно они находятся где-нибудь рядом с прилавком.

Рубильники запуска насосов располагались рядом с кассой, чуть ниже полки, на которой хранилось с десяток пыльных искусственных маков со Дня ветеранов. Надеясь, что насосы в рабочем состоянии, она перевела два рычага в положение «выключено».

Вернувшись в гараж, она осветила фонарем Грейс и Энни, которые на ощупь наливали бензин в бутылки из-под кока-колы. Из-за пропитавшего воздух запаха бензина было трудно дышать. Грейс подняла голову:

– Выключила насосы?

– Да.

– Где-то позади тебя есть скамья, а на ней стоит коробка с тряпками. Я не смогла найти ее без света.

– А, вот она, – сказала Шарон после нескольких секунд поисков.

Через минуту Энни надоело сидеть на корточках, и она, скрестив пухлые ноги, села по-турецки прямо на заляпанный пол. Она со знанием дела рвала тряпки, скручивала их и затыкала ими горлышки бутылок.

– Последний раз я делала это, когда училась на втором курсе в Атланте и пыталась взорвать БМВ этого идиота Камерона Дюпая. Помнишь, Грейс?

– Нет. Я к этому БМВ никакого отношения не имела. Меня там вообще не было.

Не отрываясь от работы, Энни захихикала, а Шарон пожалела, что она не совершала вместе с этими двумя женщинами противоправных действий. Возможно, тогда ее жизнь была бы совсем другой.

Закончив с бутылками, они пошли к бензонасосам. Шарон сняла топливные шланги с держателей и зафиксировала их в открытом положении. На бетон потекли тонкие струйки остававшегося в шлангах бензина. Они почти сразу же иссякли – рубильники, перекрывающие подачу топлива, работали.

Энни начала выкладывать дорожку из тряпок от лежащих на бетоне топливных шлангов до выходящих к заправочной зоне больших гаражных ворот. За ней, обливая тряпки бензином из канистры, следовала Грейс. Они приоткрыли ворота, и Грейс продолжила горючую дорожку, плеща бензином на хранящиеся в гараже канистры с моторным маслом и растворителем. Ее ладони стали от бензина влажными и немного скользкими. Он быстро испарялся, оставляя на коже неприятный холодок. Он довела дорожку до задней двери и вывела ее наружу, мимо искореженных автомобилей, выстроившихся позади здания. Здесь они навалили побольше тряпок. Закончив, они собрались вокруг жалкой грязно-голубой кучки.

– Мы ни за что на свете в нее не попадем, – сказала Энни, с беспокойством оглядываясь через плечо на темный лес.

– Софтбол, – отозвалась Шарон. – Я была подающей, играла за сборную штата. Три года в строю.

– Золото мое! – Энни мягко ткнула ее кулаком в плечо. – Что бы мы без тебя делали.

В темноте ее лица не было видно – они не осмеливались зажигать здесь фонарь, – но у Шарон появилось ощущение, что она улыбается.

Пока Грейс поливала тряпки бензином, надеясь, что он не испарится до времени, Энни и Шарон забрали из здания бензоколонки бутылки с горючей смесью и перенесли их к опушке леса. Бензиновая вонь стояла у них в носу, во рту, им казалось, что на свете не осталось чистого воздуха. Но они были готовы.

Осторожно, но уже торопясь и потому производя больше шума и больше рискуя быть услышанными, они побежали прочь от бензоколонки, направляясь к входной двери дома. Оказавшись внутри, они сразу пошли на кухню.

На кухне они сгрудились вокруг большой старой четырехконфорочной плиты. Слабый, но резкий запах, исходящий от запальных горелок, смешивался в их носовых пазухах с бензиновой вонью. Шарон пришло в голову, что это, наверное, чудо, что они тут не загорелись.

Грейс сняла с вбитых в стену крюков две тяжелые глубокие сковороды и поставила их на конфорки.

– Чугун, – негромко сказала она. – На таких сковородах получаются лучшие картофельные оладьи в мире.

Шарон достала из кармана форменного пиджака свою единственную запасную обойму и подержала ее в пальцах, не желая с ней расставаться. Господи, что же они делают? А если они понадобятся им для спасения своей жизни?

– Ты уверена, что это сработает?

Энни забрала у Шарон обойму и стала ловко выщелкивать из нее патроны. Ударяясь о дно сковород, они тихо пощелкивали.

– Милочка, спроси что полегче. Я пули уже много лет не жарила.

Шарон ей поверила, но не до конца.

– Мы сейчас, наверное, похожи на трех ведьм из «Макбета». – Энни включила конфорки, и под сковородами с мягким «пуф» вспыхнуло синее пламя. – Взвейся ввысь, язык огня! Закипай, варись, стряпня!

– Пошли отсюда, – сказала Грейс, взглянув на часы.

У них осталось пять с половиной часов.

25

Грейс и Энни подождали у открытой двери автозаправочной станции, а Шарон вошла внутрь с фонарем и включила насосы. Она еще не вышла наружу, а воздух уже наполнила невыносимая бензиновая вонь и шипение бьющей в бетон жидкости.

– Быстро он льется, прямо шпарит, – прошептала Энни.

– Там много бензина, – сказала Грейс. – Скорее всего, лес тоже загорится.

«Замечательно, – подумала Энни. – Даже если мы отсюда выберемся, нас упекут в федеральную тюрьму за поджог государственного леса. Если, конечно, мы еще до этого не превратимся в головешки».

Грейс всматривалась в темноту, стараясь разглядеть дорожку из тряпок, ведущую от бензонасосов до ворот гаража. Сколько времени понадобится огню, чтобы пробежать по ней? Две секунды? Две минуты? И будет ли это слишком медленно или, наоборот, слишком быстро?

К тому времени, когда они добрались до опушки, где еще раньше сложили бутылки с горючей смесью, Энни начала убеждаться в правдивости старой приметы, утверждающей, что перед рассветом ночь темнее всего. Вообще она редко ложилась в такое время – кроме как в Вегасе, но там у них и окон-то нет – и уж совсем никогда не вставала так рано. Но это просто смешно: она смотрела на свои ноги и не могла разглядеть даже белой бейки на фиолетовых кедах. Не то чтобы она была очень уж белой после ползания по канавам и сидения в том кошмарном озере, в компании с отвратительной дохлой коровой… Она содрогнулась, но это воспоминание повлекло за собой другое, вернувшее ее к загону для скота, где под четырьмя дюймами навоза были похоронены жители этого города, и напомнившее ей о том, почему она сидит тут, в этой чаще, рядом с шеренгой ЗСПМ, как Шарон еще в гараже назвала эти бутылки.