Книга Надежда умирает последней - Тесс Герритсен

Гай дотянулся до автомата Андерсена и наскоро осмотрел его.

– По крайней мере, эта малышка в рабочем состоянии.

– Ага. Старый добрый АК не переплюнешь, – сказал Мэйтленд, – сам видел, как его однажды из грязюки выудили, и стрелял потом как миленький.

Гай хохотнул:

– Там, в России, знали, как их делать, так ведь?

Он повернул голову в сторону подходившей к ним Вилли:

– Ну как ты там справляешься?

Она утомленно опустилась рядом с ним на землю.

– Мы настрогали копьев на целую армию «шашлыков».

– Еще надо, – сказал ее отец и, посмотрев в сторону входа, добавил: – А я пойду копать, моя очередь.

– Я только что был снаружи, – сказал Гай, – ямы все выкопаны.

– Тогда помогу им с другими ловушками.

– Они сами знают, что им делать, лучше не мешать им.

– Трудно поверить… – сказала Вилли.

– Во что?

– В то, что с помощью бамбука и лиан можно остановить армию.

– Уже останавливали и армии побольше, – сказал Мэйтленд, – а у нас нет задачи выигрывать войну. Нам просто нужно продержаться до тех пор, пока наши гонцы не доберутся до подмоги.

– Сколько же это займет?

– До соседней деревни двадцать миль. Если там есть радиосообщение, то помощи можно ждать к утру.

Вилли окинула взглядом спящих вокруг детей, которые один за другим попадали, сморенные усталостью. Гай притронулся к ее локтю:

– Тебе тоже надо отдохнуть.

– Не могу я спать.

– Ну тогда просто приляг, давай-давай.

– Ну а вы-то?

Гай вставил магазин в автомат.

– Мы на стреме будем.

Она нахмурилась в ответ на его слова:

– Ты же не хочешь сказать, что они найдут нас этой ночью?

– Мы здорово протоптали дорогу…

– Но без дневного света им не справиться.

– А если у них есть проводник? – сказал ее отец. – Кто-то, кто знает эти пещеры. Мы сумели найти дорогу в темноте, значит, смогут и они.

Он забрал у Гая автомат и перекинул его через плечо.

– Мы с Минхом первыми постоим в дозоре, Гай, а ты поспи.

Гай кивнул:

– Я вас сменю через несколько часов.

Когда ее отец ушел, Вилли снова посмотрела на спящих детей, на этих, свернувшихся калачиком под покрывалами, родственников.

«Что-то с ними будет? – думала она. – Со всеми нами…»

В дальнем углу женщины продолжали строгать из бамбука пики, и от скрежета лезвий о дерево у нее по спине бежали мурашки.

– Мне страшно, – прошептала она.

Гай кивнул. Свет от свечи бросал демонические тени на его лицо.

– Нам всем страшно. Всем до единого.

– Во всем я виновата. У меня просто не идет из головы, что если бы я не стала тогда ворошить…

Он притронулся к ее лицу.

– Ответственность несу я, и никто другой.

– Почему?

– Потому что я использовал тебя. Как ни тошно в этом признаваться, но я изначально собирался это сделать, и если теперь с тобой что-нибудь случится, то…

– Или с тобой, – перебила она, кладя свою руку на его. – Ты же не допустишь, чтобы я плакала над твоим бездыханным телом, Гай Барнард, ведь правда? Я не перенесу этого. Так обещай же мне!

Он приложил ее руку к своим губам.

– Обещаю. А еще я хочу, чтобы ты знала, что, после того как мы отсюда выберемся, я… – он улыбнулся, – я намерен ожидать от тебя большего, если ты позволишь…

Она улыбнулась в ответ:

– Я настою на этом.

«Что за лапшу мы вешаем друг другу на уши, – думала она, – словно у нас тут есть будущее». Но когда смерть дышит в лицо – обещания нужны как воздух!

– Что, если они найдут нас? – прошептала она.

– Мы должны будем бороться за жизнь, вот и все.

– Колья и камни против автоматов? Такая битва надолго не затянется.

– Но мы в обороне. На подступах ловушки. А на нашей стороне одни из самых хитроумных вояк в мире. Они останавливали целые армии, а за душой у них кроме смекалки мало что было.

Он всмотрелся в темноту, окутывающую слабый огонек свечи.

– Говорят, эту пещеру сам Бог хранит. Древнее убежище, древнее, чем кто-либо может помнить. Если ты пойдешь вот по тому туннелю, то выйдешь наружу на восточной стороне скалы. Эти люди знают свое дело, никогда не запрут себя в западне, всегда припасут отходной путь.

Он посмотрел на семьи, спящие в темноте.

– Они воюют с самого каменного века, и делают это подчас едва одетыми и с горстью риса за пазухой. Когда дело касается выживания, мы на их фоне просто дети.

Ветер завывал снаружи. Слышно было, как скрипят деревья, как трутся о скалу кусты.

Раздался сквозь сон детский плач – пробившийся наружу страх ребенка, – но мать тут же успокоила дитя своими объятиями.

«Детвора еще не понимает, что к чему, но чувствует достаточно, чтобы испытывать страх», – подумала Вилли. Гай обнял ее, и они вместе легли на пол пещеры, уткнувшись друг в друга. Говорить было незачем, ей достаточно было ощущать его рядом, слышать созвучное биение их сердец. А в темноте две старые женщины снова принялись строгать бамбуковые копья.

Вилли спала, когда Гай встал, чтобы сменить караульных. Нелегко было покидать ее.

За несколько коротких часов их тела так слились воедино, что расстаться до конца теперь было бы невозможно. Даже если бы он никогда больше ее не встретил, если вдруг судьба вычеркнет ее из его жизни, она навсегда останется частью его самого.

Он накрыл ее покрывалом и выскользнул из пещеры.

Небо раскинулось океаном из звезд. Мэйтленд сидел на выступе скалы немного выше пещеры.

По скале со стуком проскакал сорвавшийся сверху камень.

Гай поднял глаза и увидел на фоне звездного неба очертания одного из жителей, сидящего на выступе повыше.

– Удалось поспать? – спросил Мэйтленд.

Гай помотал головой:

– Знаешь ведь, как в старые времена мы могли спать в любых условиях – под тарахтение вертушек, снайперский огонь. Но не теперь. И не здесь. Признаюсь тебе, не по мне такая битва.

Мэйтленд отдал Гаю автомат.

– Да уж… это совсем другое дело, когда рискуешь теми, кого любишь, не правда ли?

Он поднялся и ушел в темноту.

«Кого любишь?» Гая вдруг ошарашила мысль, что он любит. Хотя что тут удивляться? Где-то глубоко в душе он всегда знал, что влюбился в дочь Билла Мэйтленда без памяти. Это не было в его планах. Может быть даже, слово любовь здесь и не подходило. Просто они вместе провели неделю в аду.