Книга Дети бури - Дин Кунц

Лужайка была пуста.

Он сел.

Выпил кофе.

Ждал.

Время тянулось для него так же медленно, как и для Сони тем же утром, но несколько раньше, когда она ждала на кухне Рудольфа Сэйна и Билла Петерсона, ушедших наверх вместе с детьми. Он продолжал смотреть на часы и хмурился, прижимая их к уху, стараясь понять, не сломались ли они.

С часами все было в порядке.

Он поднялся и принес себе еще чашку кофе, не слишком торопясь к окну, чтобы не выглядеть полным идиотом, выглянув из окна и увидев, что снаружи по-прежнему ничего нет и буря является единственным актером на этой сцене.

Через пятьдесят минут Кеннет снова встал со своего места и отправился посмотреть, как себя чувствуют в укрытии Линда и Уолтер. Подвал был уютно обставлен и ничем не отличался от обычной жилой комнаты, хотя от бетонных стен веяло холодком, который трудно было не заметить. Старики для защиты от холода надели пальто и завернули ноги шалями, которые Линда связала собственными руками. Они прихлебывали вино и читали, явно расстраиваясь из-за того, что на некоторое время лишены возможности смотреть любимые телевизионные программы; в остальном они вели себя так же, как всегда.

– Ты тоже должен спуститься сюда, – предупредила Кеннета бабушка.

– Скоро приду.

– Что тебя там так задержало? – поинтересовался Уолтер.

– Закрепляю ставни.

– Раньше это никогда не занимало столько времени.

– Старею, – ответил он с улыбкой.

Служанка Хетти тоже была здесь – она читала и вместо вина попивала колу. Она улыбнулась Кену, что в последние дни было большой редкостью. Хотя он часто сердился на бабушку и дедушку за то, что они не увольняют пожилую женщину только из-за того, что ей некуда идти и она всю жизнь работала в этом доме, сейчас он был рад, что старики его не послушались. Хетти стала раздражительной, старея гораздо быстрее, чем Уолтер и Линда, хотя годами они и были старше, и не слишком хорошо справлялась с обязанностями домоправительницы и кухарки. Однако ее присутствие давало хозяевам возможность проявить щедрость и заботу об окружающих. Она напоминала Кеннету о тех временах, когда его родные были моложе и живее, вызывала в памяти тысячи других случаев, когда они проявляли доброту к нему или к другим людям. По этой причине приятно было видеть, что Хетти здесь, со всей ее ворчливостью.

– Даю тебе еще пятнадцать минут, – сказала Линда, взглянув на часы.

– И отшлепаешь меня, если запоздаю?

– Нет, но дедушка вполне может.

– Это она говорит, не я, – покачал головой Уолтер.

– Почему бы и нет? – спросила жена. – Раньше ты всегда так делал.

Старик бросил на Кеннета значительный взгляд:

– Эта женщина всю жизнь была моим тяжким бременем.

– А ты – ее, – ответил Кен.

Старики рассмеялись.

– Я вернусь, – сказал он, убедившись, что они прекрасно устроились и ни в чем не нуждаются.

– Пятнадцать минут! – крикнула вдогонку Линда.

Уходя, он услышал за спиной голос деда:

– Не ворчи на мальчика, моя дорогая. Для нас он все еще ребенок, но для всего остального мира – взрослый человек, более чем взрослый.

Ответа ему не удалось расслышать.

Поднявшись наверх, Блендуэлл снова сел в кресло, придвинулся к окну и стал внимательно смотреть на окраину пальмовых зарослей, продолжая свое дежурство.

Он думал о Сэйне, о Доггерти, о Соне... Но новых данных, новых событий не было, и в голове прокручивалось только то, что Кен уже неоднократно обдумывал. В случае с Соней это были мысли, которые обуревали его уже тысячи раз за последнюю пару недель...

Еще до того, как истекли обещанные пятнадцать минут, он начал чувствовать себя деревенским идиотом, сидящим на сторожевой вышке и ждущим, когда произойдет событие, которого не может быть по всем законам логики. Не было никаких причин беспокоить родных. Хотя он не думал, что ураган сможет разрушить дом, вполне возможно, что лицо ему серьезно изуродует разбитое стекло, если окно разобьется, и этого будет вполне достаточно, чтобы со стариками случилась истерика.

Возможно, стоит принести еще кофе.

Но не хочется.

Он снова подумал о Соне, смеющейся...

Плывущей на катере, ухватившись руками за поручни, с развевающимися светлыми волосами.

Она была вся белизна, он – мрак. Что будет, если они вместе станут глядеть на мир? Циник внутри его ответил, что вопрос пустяковый: вместе получится серый цвет, безжизненный, мрачный, серый. Кеннет горько рассмеялся над собственными способностями возвращаться обратно в реальность, к текущему моменту.

Соня еще не была и, скорее всего, никогда не будет его подопечной, в то время как за двоих стариков в подвале он отвечает, и это совершенно точно. Когда-то его доверили заботам этих людей, и они защищали его от бед, следили за тем, чтобы ему было хорошо, но теперь роли незаметно поменялись – теперь от него зависело, чтобы бабушка и дед ни в чем не нуждались. Нужно забыть о том, что могло бы быть, и думать о том, что есть, об Уолтере и Линде и, конечно, о Хетти тоже.

Он встал, внезапно решив, что ничего не добьется, сидя здесь и дожидаясь прихода маньяка из объятий бури. Кеннет был немного зол на себя за то, что хотя бы некоторое время серьезно рассматривал возможность такого безобразно мелодраматического развития событий. В конце концов, он же реалист. Он циник. Он не верил в то, во что верит большинство людей: в жизнь, похожую на кино, где в самый нужный момент разыгрывается драма...

Кеннет оттолкнул кресло и захлопнул одну из ставень.

Бросил последний беглый взгляд на лужайку.

Ветер, дождь, танцующие пальмы и больше ничего.

Он поднял вторую ставню для того, чтобы крепко прикрутить ее к окну, на котором уже стояла одна.

Глава 32

Джереми добрался до кромки холма и, вонзая каблуки в податливую землю, для того чтобы не потерять равновесия и не упасть вниз, начал спускаться к затопленной впадине, к еще одному водному препятствию, которые знал и ненавидел. Пройдя около трети дороги по склону, он внезапно краем глаза заметил, что на вершине следующей возвышенности за бассейном есть что-то еще, кроме зеленой растительности и серого дождя. Он поднял голову и задохнулся, увидев женщину, Соню, стоящую спиной к нему, с одним из детей на руках.

Другого нигде не было видно.

Секунду он не мог шевельнуться.

Разглядев эту сцену, он понял, что на самом деле никогда не думал догнать их, вне зависимости от того, с какой страстью пытался себя уверить в обратном. И вот так неожиданно ухитрившись набрести на нее, Джереми почувствовал такое смешение в мыслях, что не сразу вспомнил, зачем, собственно, гнался... Он не мог припомнить имени женщины и своих отношений с ней и, если честно, не мог даже как следует припомнить, кто он сам такой. Он стоял на одном месте под дождем, обливаясь потом, нахмурив брови, отчаянно пытаясь припомнить, для чего все это.