Книга Сборник "ИЗБРАННОЕ" - Теодор Гамильтон Старджон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он закрыл дверь и прислонил к ней старое цинковое корыто (простейшая звуковая сигнализация - дверь открывается, корыто падает), а также произнес заклинание-ловушку (воспроизвести здесь это заклинание означало бы подвергнуть читателя смертельной опасности)...
Никси:
- Ну и как твои успехи?
Инкуб:
- Я заманил его на старое место.
Никси:
- Не боишься, что он заподозрит неладное?
Инкуб:
- Куда ему. Я сделал так, что он только о ней и думает, об этой девчонке. Сейчас он уснет - тогда можно будет завершить начатое.
Никси:
- Какая еще девчонка? Ты всех нас погубишь, кретин несчастный!
Инкуб:
- Я уже ловил его на эту наживку, и он просто чудом сорвался с крючка. И чего ему не спится? Я бы взял его голыми руками. Да успокойся ты, никакая это не девчонка, а суккуб.
Никси:
- И ты уверен, что он не догадается?
Инкуб:
- Во-первых, Смит - человек, и, следовательно, глуп. Во-вторых, сейчас он истощен физически. В-третьих, его гложет чувство вины перед ближними. И, главное, он еще никогда не любил. Пусть узнает, что это такое. Любовь его вконец обессилит. И тогда он - мой!
Никси:
- Не твой, а наш!
Инкуб:
- А ты-то тут при чем?
Смит, притаившись в самом темном углу, ждал.
И вдруг почувствовал, что ему страшно хочется спать. Ну да, его неудержимо клонило ко сну.
Спать? Средняя продолжительность человеческой жизни - шестьдесят лет. Двадцать из них мы приносим в жертву этой нелепой привычке, и все потому, что жизнедеятельность нашего организма достаточно случайно зависит от вращения Земли вокруг Солнца. Первобытный человек в страхе перед хищными зверями, которые видели в темноте лучше, чем он, прятался по ночам в пещеры и разводил костры. Звери в свою очередь избегали встречи с ним при дневном свете. Вот откуда эта древняя и, должно быть, уже неискоренимая привычка. Подумать только: двадцать лет жизни проводить в полубессознательном состоянии! Впустую расточать треть отпущенного срока, тогда как вся-то жизнь лишь искра во мраке вечного небытия!
С юных лет он отвергал эту жестокую, властную необходимость, это посягательство на свободу воли, этот абсолютный вакуум сознания. Но теперь, когда весь мир был против него, уснуть означало для Смита стать беззащитным.
И все-таки потребность в сне оказалась сильнее страха смерти. Смит уже ничего не видел и не слышал, - любой недруг, подкравшись на цыпочках, сейчас застал бы его врасплох. Он лежал одетый, накрывшись одеялом, и, как всегда перед сном, в который уже раз вспоминал тот роковой день, когда совершил непоправимое. "Я не хотел этого... Простите меня..." - бормотал он. Сон виделся ему черной бездной, на краю которой он отчаянно пытается удержаться. Но еще ужаснее было представить пробуждение, ибо завтрашний день обещал быть таким же, как нынешний, если не хуже.
Смит все еще находился под впечатлением своего полуторасуточного блуждания по этажам ЭмпайрСтэйт-Билдинг (чувство вины перед человечеством долго не позволяло ему прибегнуть к заклинаниям). Каждый вечер он твердо решал завтра же выйти на улицу безоружным и умышленно привлечь к себе внимание этих новых варваров. Пусть убьют - он это заслужил. Но до сих пор у него не хватило мужества осуществить свое намерение. Так, может быть, он вообще жалкий трус? Может быть, мучит его вовсе не совесть, а элементарный животный страх? Ведь он же потому так мало спит, что боится! Боится, что его прикончат во сне!
Он постепенно соскальзывал в черную бездну. Усталость брала свое. Измотанный необходимостью постоянно держаться настороже, Смит на этой стадии засыпания обычно бывал уже не в силах сопротивляться сну.
И тут он услышал голоса:
- Ну все, пора!.. Он уже готовенький.
- Постой! Тебе не кажется, что этот Смит...не похож на себя прежнего? Что-то в нем изменилось.
- С чего это вдруг? Не смеши меня.
-А я тебе говорю, он изменился... Погоди, погоди.... Понял! Так вот, должен тебя огорчить: пока он спит, ничегошеньки у нас с тобой не получится.
- Прикажешь Хозяевам ждать, когда он проснется? Нет уж, хватит. Чтобы Смит получился таким, какой он есть, нам пришлось работать с двенадцатью поколениями его предков, а потом его самого полжизни натаскивать. Отойди, я и без тебя отлично управлюсь. И награда мне одному достанется. Посылаю суккуба!
- Идиот, что ты делаешь?! Сон - это его сила! Ты все испортил! Ничто ему не страшно, пока он спит!..
- Не мешай!
Смит вздрогнул - тень легла ему на сетчатку... Неужели он действительно стал проводником темных сил? На мгновение ему почудилось, что из его рта, разинутого так широко, что челюсти свело судорогой, клубится чернильный мрак и полыхает пламя, и вот оно уже волнами разбегается по всей земле и захлестывает небо, и сам он горит и сгорает в мировом пожаре...
Смит снова уцепился за грань, отделяющую сон от бодрствования, и с удивлением обнаружил в этом промежуточном состоянии сознания трещинку, сквозь которую его разум мог теперь смотреть, как сквозь щель в досках забора. В нем шевельнулась надежда... Смит, впрочем, сообразил, что попытка определить, откуда она взялась, чревата пробуждением, - а ведь именно это и нужно его врагам, - и снова расслабился. Соскальзывая по склону полузабытья в уже полное беспамятство, он, однако, заставлял себя прислушиваться к этим таинственным голосам, осознавать и запоминать услышанное: "...чтобы Смит получился таким, какой он есть, пришлось работать с двенадцатью поколениями его предков... и его самого полжизни натаскивать... но ничто ему не страшно, пока он спит... сон - это его сила..."
Сон? Этот вор, этот ежевечерний гость, являющийся всегда незваным, враг, с которым Смит боролся за каждый миг бодрствования всю свою сознательную жизнь! Выходит, кому-то это было выгодно. Но почему сейчас ему хочется уступить своему давнему противнику? Смит вспомнил, что говорят о сне врачи и поэты: сон восстанавливает силы, исцеляет, сон - это остановка в пути для отдыха, сон - это заплата на ветхой ткани повседневности... Так неужели кто-то специально внушил ему недоверие к врачам и поэтам? Да, скорее всего. Это было выгодно тем, кто "работал" с двенадцатью поколениями его предков. Но зачем он им нужен? Хотят сделать его
