Книга Друсс - Легенда - Дэвид Геммел

— Ты что, проспорил кому-то? — спросил Друсс.

— Почему проспорил?

— Что еще может заставить человека надеть такую шляпу?

— Ага! Как видно, у вас, варваров, это считается смешным. Так знай же, что эта шляпа принадлежала еще моему отцу. Она волшебная и не раз спасала мне жизнь.

— А я думал, вентрийцы никогда не врут.

— Не врут только благородные господа — но на сей раз я говорю чистую правду. Эта шляпа помогла мне бежать из тюрьмы, — Варсава передал ее Друссу. — Глянь-ка на нее изнутри.

Друсс посмотрел. За внутренний обод с одной стороны была заткнута тонкая пилка, с другой — загнутая стальная булавка. Впереди Друсс нащупал три монеты и вытащил одну: это было золото.

— Беру свои слова обратно. Отличная шляпа!

Воздух был свеж и прохладен, и Друсс чувствовал себя свободным. Почти четыре года прошло с тех пор, как он оставил Зибена в Эктанисе и отправился один в занятый врагом город Решу, чтобы найти там купца Кабучека, а через него и Ровену. Дом он нашел сразу, но узнал, что Кабучек еще месяц назад поехал навестить своих друзей в Наашане. Друсс последовал за купцом в наашанский город Пьерополис и там потерял его след.

Вернувшись в Решу, Друсс выяснил, что Кабучек продал свой дворец и уехал неизвестно куда. У Друсса кончились деньги и припасы, и он нанялся к подрядчику, который занимался восстановлением разрушенных городских стен. Четыре месяца Друсс работал в поте лица, пока не скопил достаточно, чтобы вернуться на юг.

За пять лет, прошедших после побед при Капалисе и Эктанисе, император Горбен дал еще восемь сражений наашанитам и их вентрийским союзникам. В двух первых и в последнем он одержал решающую победу, но остальные закончились ничем, и обе стороны понесли огромные потери. Пять лет длится кровавая война — и ни один стан не может поручиться за то, что он близок к победе.

— Иди за мной, — сказал Варсава. — Хочу тебе кое-что показать.

Вентриец сошел с тропы и взобрался по склону к заржавленной, врытой в землю железной клетке. В ней лежала груда заплесневелых костей и череп с остатками кожи и волос.

Варсава опустился на колени рядом с клеткой.

— Это Вашад-миротворец, — сказал он. — Ему выкололи глаза и вырезали язык, а потом приковали здесь умирать с голоду.

— В чем же его вина?

— Говорю же тебе: он был миротворец. В мире, полном войн и диких страстей, такие, как Вашад, существовать не могут.

Варсава сел на землю и снял свою широкополую шляпу. Друсс сбросил с плеч котомку и сел рядом с ним.

— Но почему ему уготовили такую смерть?

Варсава улыбнулся одними губами:

— Видишь ты много, но понимаешь мало, Друсс. Воин живет ради битв и славы. Его дело — смерть, и он старается как-то выделиться среди своих товарищей. Он почитает себя благородным человеком, и мы утверждаем его в этом мнении, восхищаясь им. Мы слагаем о нем песни и рассказываем истории о его подвигах. Вспомни дренайские сказания: много ли там говорится о миротворцах или поэтах? Это все истории о героях, несущих кровь и смерть. Вашад был философ и верил в то, что называл «человеческим благородством». Он был как зеркало — и воины, взглянув ему в глаза, увидели себя такими, как есть. Во всей своей темноте, дикости, похотливости и никчемности. Им нужно было разбить зеркало — поэтому они ослепили его и вырезали ему язык. Потом оставили его здесь... здесь он и лежит.

— Ты хочешь похоронить его? Я помогу тебе выкопать могилу.

— Нет, — с грустью ответил Варсава, — не хочу я его хоронить. Пусть его видят другие и знают, как безумны люди, желающие изменить мир.

— Это наашаниты его казнили?

— Нет, его казнили задолго до войны.

— Это твой отец?

Варсава с окаменевшим лицом покачал головой.

— Я знал его недолго — ровно столько, чтобы успеть выколоть ему глаза. — Он впился взглядом в лицо Друсса и продолжил: — Я был тогда солдатом. Что за глаза, Друсс, — большие, сияющие и голубые, как летнее небо. Последнее, что они видели, было мое лицо и выжегшее их каленое железо.

— И теперь он преследует тебя? Варсава встал.

— Да, преследует. Это было злое дело, Друсс. Но мне дали такой приказ, и я выполнил его, как подобает солдату. А сразу же после этого подал в отставку и покинул армию. Скажи, как бы ты поступил на моем месте?

— Я бы никогда не оказался на твоем месте, — сказал Друсс, надевая котомку.

— И все-таки — как?

— Я бы отказался.

— Жаль, что я не сделал того же, — печально сказал Варсава, и они вернулись на тропу.

В молчании они прошли около мили, и Варсава внезапно сел. Вокруг высились горы, свистал ветер. Высоко в небе кружили два орла.

— Ты презираешь меня, Друсс?

— Да, — признался воин, — и все-таки ты мне нравишься.

— Люблю, когда говорят прямо. Я и сам себя презираю. А ты совершал что-нибудь, чего потом стыдился?

— Пока нет, но в Эктанисе был на грани.

— Что там произошло?

— Город уже несколько недель был в осаде, и, когда мы подошли, стены были уже проломлены. Я участвовал в первой атаке и многих убил. Потом, сам не свой от жажды крови я ринулся к казармам. На меня наскочил маленький мальчик с копьем, и я, не успев опомниться, рубанул его топором. Он увернулся — лезвие задело его плашмя и сбило с ног. Но я чуть было его не убил. Случись это, я нескоро бы оправился.

— И это все?

— С меня довольно.

— Ты никогда не насиловал женщин, не убивал безоружных, не крал?

— Нет — и никогда такого не сделаю.

— Ты необыкновенный человек, Друсс. Люди должны либо ненавидеть тебя, либо чтить.

— Мне до этого дела нет. Далеко ли до твоей крепости?

— Еще два дня. Ночевать будем в сосновом лесу — там холодно, зато воздух великолепный. Кстати, ты так и не сказал, почему решил помочь мне.

— Верно, не сказал. Пошли поищем место для лагеря. Через длинный перевал они вышли к сосновой роще, за рощей лежала напоминающая грушу долина. Там по берегам узкой речки стояли дома.

— С полсотни наберется, — прикинул Друсс.

— Да. Тут живут в основном крестьяне. Кайивак не трогает их, потому что зимой они снабжают его зерном и мясом. Но огня нам лучше не разводить — у Кайивака в деревне есть соглядатаи, и я не хочу, чтобы нас обнаружили.

Они углубились в лес. Здесь не так дуло, и они стали подыскивать место для ночлега. Здешние места походили на родные горы, и Друсс снова предался воспоминаниям о былом счастье с Ровеной. Отправляясь с Шадаком на ее поиски, он верил, что разлука продлится всего несколько дней. Даже на корабле ему верилось, что его странствиям скоро конец. Но месяцы и годы скитаний подточили его уверенность. Он знал, что никогда не откажется от поисков — но к чему они приведут? Что, если она вышла замуж, родила детей?