Книга Видок. Неживая легенда - Григорий Шаргородский

К моменту, когда после получасовой остановки на обслуживание послышался паровозный гудок, предупреждавший о скором отправлении, все вопросы следствия были решены. Трупы сгрузили, а меня отпустили с миром.

Глава 5

Все вернулось на круги своя ближе к вечеру следующего дня, когда поезд наконец-то добрался до Киева. Там меня прямо у вагона встретили жандармы из «любимого» седьмого отделения и сопроводили прямо к привокзальной гостинице. Как и положено, они были злобными и предельно раздраженными. На любую мою попытку нарушить спущенный сверху график передвижения жандармы рычали и чуть ли не хватались за рукояти револьверов. Даже возле номера оставили дежурного вахмистра, чтобы я ненароком не убег.

И все же нужно отдать должное, их строгость была компенсирована расторопностью – прямо в номере со мной поработал доктор, почти полностью залечив рану с помощью медицинского артефакта. Там же появился портной, который к утру привел в относительную норму пострадавший мундир и подогнал новый, из пошитых на продажу.

Ну а утром подлатанного и причесанного меня погрузили в вагон поезда Киев – Одесса и отправили в путь. В этот раз рисковать не стали и выдали в сопровождение угрюмого дядьку в чине вахмистра.

В общем, эту поездку можно было сравнить с путешествием во времени. В Москве, да и в Киеве, осень не просто полностью заявила свои права на окружающий мир, но и намекала, что скоро собирается сдать их сестрице-зиме. Так что нечего пенять на сырость и мелкий дождь, готовьтесь к более суровым испытаниям. И вот после трех суток в дороге я вышел на перрон одесского вокзала, и мне показалось, что кто-то всемогущий отмотал назад пару месяцев. Здесь царило неприлично загулявшее бабье лето.

Увы, насладиться видами Южной Пальмиры в оформлении приятной погоды мне не довелось. Пересадка на поезд до Кишинева прошла в том же режиме, что и в Киеве, за вычетом гостиницы: ждать полугрузовой состав пришлось всего полчаса, не выходя из здания вокзала. В итоге, подъезжая к столице Бессарабской губернии, я все еще имел пулю в кармане, а не в стволе.

Чем ближе становился пункт назначения, тебе больше меня одолевали мрачные предчувствия. Правда, удалось внести в эти раздумья разумный конструктив. За пару последних суток я вспомнил почти все, что читал об этой части мира, причем в обеих реальностях.

Российская империя прибрала к рукам данный кусок земли триста лет назад, когда новоиспеченный господарь Валашский Влад Третий Басараб, он же Дракул – сиречь дракон, он же граф Дракула, показал османам ту самую кузькину мать. Перед этим Дракула успел заполучить прозвище Цепеш, рассадив по колам кучу народа, причастного к убийству его отца. Никто толком не знает, был ли Цепеш к этому моменту вампиром или все еще являлся теплокровным человеком. Скорее всего, упырем он стал значительно раньше, потому что, по уверениям ученых-энергетиков, для обретения собственного сознания энергенту в мертвом теле нужно лет двадцать, а то и тридцать.

Как бы то ни было, Влад Цепеш освободил свое княжество от ига османов, но не успел освоить Молдавию и Бессарабию, которую очень шустро подхватил русский царь. Раздел земель провели по Дунаю и дальше на север, почти по границе известной мне Румынии.

Это была присказка, а невеселая сказка состоит в том, что молдаване по сей день с тоской смотрят через границу. И это очень плохо лично для меня. У нас, у людей, любимой забавой является тоскливое заглядывание через пограничный забор – ведь хорошо только там, где нас нет.

В лице Бессарабской губернии империя, как и множество раз до этого, получила захребетника, которого нужно кормить, да еще и постоянно ждать от оного ножа в спину. На кой ей – в смысле империи – нужен этот геморрой, не могу понять ни я, ни, боюсь, сам император. Даже поляки, заполучившие себе в относительно автономные цари наследника Пястов, вели себя поспокойнее.

В моем мире все знают, насколько молдаване трудолюбивый и не особо конфликтный народ, и никто слыхом не слыхивал о молдавских националистах и тем более экстремистах, а здесь, поди ж ты, как раздухарились работяги.

Нехорошими ветрами веет со стороны валашской границы, по крайней мере, по уверениям столичной прессы, коей верить тоже нужно до известной степени.

Вот в это непонятное болото мне и предстоит залезть по самые брови. Впрочем, насчет болота я немного погорячился. Стоит отметить, что как только мы пересекли границу земель, где обитали молдаване, виды за окном сильно изменились. До этого я наблюдал обычные мазанки с соломенными крышами, характерные для юга Украины. Подворья были ухожены до той степени, чтобы хозяевам было удобно и люди не особо придирались, но не более. Имелись, конечно, хаты пошикарнее, но то скорее исключение, чем правило. Здесь же налицо было стремление всех и каждого доказать соседям, какой он справный хозяин. Дома вылизаны, украшены узорами и рисунками и по возможности подведены под черепичную крышу.

Сам Кишинев от близлежащих селений отличался только размахом и более нарядными домами. В общем, это была просто очень большая деревня.

Предчувствия меня не обманули, и после первых же шагов по куцему перрону я словно окунулся в застывшее время. Здесь никто никуда не спешил. Даже теплая, но унылая осень словно позабыла об отведенных ей сроках.

Действительно деревня. Топинск со своей славой медвежьего угла и неторопливой жизнью по сравнению с этим городом казался суетным мегаполисом.

Кто бы сомневался, что меня здесь будут ждать, но, как ни странно, лица жандармов в приветственной делегации аж из трех участников – моложавого подпоручика и двух унтеров преклонных годов – не выражали ничего, кроме скуки и легкого недовольства. Киевский коллега на фоне местных выглядел настоящим волкодавом рядом с зажиревшими дворнягами.

Что-то тут не так. Над губернией витает дурная слава очага сепаратизма, рядом живет целое государство вампиров, а вид у господ жандармов такой, будто они спят на ходу. А вот мой сопровождающий ничему не удивлялся. Похоже, для него эта картина вполне привычна. Только насмотревшись на жандармов, я увидел стоявшего в отдалении человека в полицейской форме с погонами титулярного советника – так сказать, мой одноуровневый коллега. Но он почему-то не спешил подходить.

Вот уж кто совсем не напоминал разжиревшую дворнягу. Уж этот – точно матерый волчара, покруче вахмистра. Со смуглого лица сквозь прищуренные веки на меня смотрели колючие карие глаза. Смотрели настороженно, однако без особой агрессии.

Жандарм небрежно откозырял мне и лениво предложил проследовать за ним. Со своим коллегой пришлось знакомиться уже на ходу.

– Позвольте представиться, титулярный советник Мунтяну Ионел Маринович.

Так, нечего хмыкать, наверняка отчество пошло не от Марины. Скорее всего, батюшку коллеги звали Марин, и это нормальное для молдавского мужчины имя.

– Титулярный советник Силаев Игнат Дормидонтович, – ответил я на крепкое рукопожатие, проделывая это все так же на ходу.

У здания вокзала нас ждали две пролетки. В одну уселись жандармы, а вторую заняли я и Ионел. В нее же вокзальные носильщики загрузили все три моих чемодана. В итоге молчаливому конвоиру-телохранителю пришлось сесть рядом с извозчиком. Хотя мы и провели два дня в одном купе, я до сих пор с ним так толком и не познакомился. Знал лишь, что его фамилия – Лавриков. Вахмистр по-прежнему сохранял угрюмый вид и настороженно зыркал по сторонам. И это как раз неудивительно. Странно то, что я так расслабился. Видно, повлияли мирные, можно даже сказать сонные, пейзажи вокруг.