Книга Всё сложно - Юлия Краковская

– Ну да.

– Офигеть. Я и забыла о ней. И что же ты с ней делаешь такого, раз ты мне говорил, что секс у вас давно сдох и в ваших отношениях уже ничего нет?

– Ну смотрю фильмы, езжу, гуляю, все, что я не могу делать с тобой, потому что у тебя ребенок.

– Просто здорово, – сказала я и отодвинулась от него.

– А что же ты хочешь, чтобы я взял тебя жить в свой дом вместе с твоими котами и собаками? Зачем мне расставаться с Лейлой, если ты, может быть, скоро уедешь в Израиль? Я не могу взять на себя ответственность за тебя.

– Я ни у кого и никогда не просила брать за меня ответственность, и я не собираюсь больше ни с кем жить, и с тобой в том числе, но вот это все мне противно.

Повисла тяжелая пауза. Он лежал, глядя в потолок, и тяжело дышал. Я встала, накинула халат и вышла в кухню покурить. Он присоединился ко мне.

– Я надеюсь, что мы сможем оставаться друзьями. Я очень тебя ценю и не хочу тебя терять, – сказал он, обнимая меня.

– Мне тоже нужен друг. Но мы останемся только друзьями с этих пор, – сказала я, убирая его руки со своих бедер. – Ты выбрал Лейлу, на здоровье.

– Ой… ну не говори так.

Он отправился домой, а я провалилась в черную дыру отчаяния. Я и раньше просыпалась с паническими атаками, и у меня постоянно болело что-то в груди, но теперь я совсем не могла встать с постели, меня буквально не держали ноги. Я пошла к врачу и попросила больничный на неделю и антидепрессанты. До сих пор я не принимала антидепрессанты и очень боялась этого. Но я понимала, что я уже совсем не могу функционировать, что моя дочка сидит все время в гостиной одна и смотрит чепуху на ютьюбе, а я отсиживаюсь в спальне и не включаю свет, говорю с подругами по телефону и не могу даже стоять на ногах.

Однажды в выходной день, после того как Роми долго ругалась и просила меня встать, мы выбрались в ближайший торговый центр, чтобы помыть машину и сделать какие-то дела. Пока машину мыли, мы зашли в H&M, там продавали совсем дешевые летние вещи, а мне было абсолютно нечего носить, до неприличия. Мы набрали много симпатичных платьишек и пошли в примерочную. Я перемеряла все, выбрала пару славных платьев и пошла в очередь к кассе. Была пора распродаж, и очередь в кассу стояла довольно длинная. Я вдруг поняла, что совершенно не могу больше ждать, что, если мы не уйдем немедленно, я умру на месте. У меня совсем не осталось сил, как будто из моих вен вытекла вся кровь. И мы ушли, бросив платья.

Я с ужасом смотрела на свое отражение в витринах. Я была не накрашена, в какой-то полудомашней одежде, с жуткой прической из довольно грязных волос, а вокруг были тщательно одетые и накрашенные женщины, элегантные мужчины, и все это в городке Сержи, где проживает весьма бедное население. Мне вдруг стало так стыдно, словно я внезапно обнаружила себя в пижаме и в тапочках на балу. Мы зашли в кафешку купить Роми сок и шоколадную слойку.

– Боже, почему же я не привела себя хоть немного в порядок? – сказала я Роми. – Посмотри, какая я страшная, а все женщины такие ухоженные.

– Ну не знаю, мама, почему ты так пошла. Ты в последнее время только и делаешь, что сидишь в своей комнате и говоришь по телефону, а я целый день в выходные одна с айпадом. Я уже начала сама с собой разговаривать.

– Прости, ты права, просто у меня сейчас тяжелый период.

– С тех пор как мы здесь, у тебя все время тяжелый период. Ты постоянно грустная, как осел Иа.

– Ты права. Возможно, скоро мы вернемся в Израиль, меня увольняют.

– Из-за Карин?

– Да.

– Какая же она злая ведьма! Она тебя увольняет, потому что я ей сказала, что не очень хорошо себя чувствую в новой квартире?

– Нет, зайка, она просто злобная чокнутая баба, а ты тут совсем ни при чем.

– Мама, посмотри на свою жизнь. Муж оказался кретин, подруга тебя бросила. Ты приехала сюда, чтобы твоя жизнь стала лучше, а она ничуть не лучше. Только хуже, ты тут совсем одна, друзей нет, скоро все твои друзья в Израиле тебя забудут, я без папы и без сестрички, братика и бабушки.

– Ну очень может быть, что мы вернемся. Ты довольна?

– Ну нет! – насупилась она. – А как же мои подружки здесь? Им же будет грустно. И Анна меня пригласила на свой день рождения в сентябре. Она единственная девочка, которая пригласила меня на день рождения, я не могу это пропустить.

– Может, тебе все-таки нравится Франция?

– Ну да. Мы ездили в такой красивый замок на экскурсию, не то что наши походы в Музей Рамат-Гана все время один и тот же. Я даже не знаю, что мне решить.

– Успокойся, дочка, решать буду я. Мы поживем и посмотрим, что у нас получится. Может, я найду другую работу. Давай пока посмотрим, но ты обязательно поедешь летом в Израиль к бабушке и папе.

Антидепрессанты действовали своеобразно. Через какое-то время я почувствовала, что плачущая гримаса, стягивающая мое лицо, исчезла, но вместо этого меня не переставая накрывали панические атаки и тошнило. Вдруг мне стал писать Жоффруа. Я не хотела отвечать, но он настойчиво звонил.

– Чего тебе нужно? – наконец спросила я.

– Я хотел тебе сказать, что если ты и Роми… Если вы хотите остаться во Франции, то я не против вам помочь. Могу сходить с тобой в префектуру, если нужно.

– Ок, спасибо, я скажу тебе, если будет нужно.

Я осторожно поинтересовалась, в честь чего такая доброта, ведь до этого он слал мне по почте проклятия, написанные совершенно детским языком, на которые я просто не отвечала.

– Так тогда я был зол, это нормально.

– Ок. Спасибо.

Вскоре я и правда отправилась в префектуру, чтобы получить вид на жительство. Для этого нужно было прийти туда в шесть утра и простоять в очереди три часа снаружи, а потом еще несколько часов ждать своей очереди внутри. Я никогда не была настоящим эмигрантом с административной точки зрения. Моя эмиграция в Израиль была адски тяжела морально, да и физически, я скучала по дому. Каждую ночь мне снился Киев. Я ненавидела все и всех вокруг, но я никогда не торчала в каких-то очередях, чтобы получить бумаги, всегда имела такие же права, как местные жители.

Стоять три часа в очереди под стеночкой, когда тошнит от антидепрессантов и зарубает паническая атака – удовольствие ниже среднего. В этот день я попросилась ночевать к Гаю, чтобы мне встать очень рано и уйти, а Роми пойти в школу вместе с его детьми. Я встала на рассвете, оделась потеплее – хоть на улице было лето, ночью было прохладно. Я припарковалась у черта на рогах, хотя потом обнаружила, что в шесть утра проблем с парковкой нет.

Под серым мрачным зданием префектуры уже стояло много народу, очередь была метров на 60. Люди вели какой-то список и были очень вежливы и корректны. Большинство составляли мужчины – в основном арабы и африканцы. Надо бы поставить в эту очередь моих русскоязычных знакомых израильтян и не только. Русскоязычные по всему свету почему-то позволяют себе говорить об африканцах и арабах, не стесняясь в выражениях. Они совершенно спокойно называют их черножопыми, ленивыми обезьянами и все в таком духе, хотя себя они не называют «жидовскими мордами» или «вонючими русскими свиньями». Кроме того, они совершенно уверены, что имеют намного больше прав на проживание в Европе или в Штатах, чем «все эти черножопые обезьяны». Так вот, не мешало бы им увидеть, как эти люди, совершенно без всяких представителей власти поблизости, соблюдают идеальный порядок в очереди и предельно вежливы друг к другу. А ведь мужчины могли бы оттеснить женщин в сторону, например, да и вообще устроить любой беспредел.