Книга Бабочка - Марина Эльденберт

Что, если она разбилась о воду? Что если ее выбросило на скалы?! Не думай об этом! Только не об этом. Если бы Эн был здесь… Ныряю снова, и рев, доносящийся с глубины, перекрывает рокот океана. Раг’аэна поднимается со дна перламутровой вспышкой, выталкивая меня на поверхность. Схватившись за огромный плавник, я лежу на широкой спине, будто на платформе. «Девочка, Эн! — кричу я мысленно, если мысленно вообще можно кричать. — Найди ее!»

Эн издает звук, напоминающий рев гоночного эйрлата. Он меня слышит и уходит под воду, с силой ввинчивается внутрь, чтобы стремительным ходом протянуть меня в толщу океана, к маленькой безжизненной фигурке, рядом с которой замирает. Я подхватываю Вирну, крепко прижимаю ее к себе, другой рукой намертво вцепившись в ребристый, напоминающий крыло плавник, и раг’аэна устремляется на поверхность. Сердце колотится как сумасшедшее, Эн огибает мыс, взмывает в воздух и летит над водой до самого берега со скоростью, которая эйрлатам и не снилась. В бухте океан не так опасен, а почувствовав землю под ногами, я задыхаюсь от плеснувшей в тело силы. И от ярости, когда перехватываю Вирну. Потому что эти твари связали ей руки!

Искра силы — и веревки разорваны. Осторожно, насколько это вообще возможно, опускаю Вирну на камни, не чувствуя боли в содранных коленях, и кладу ладони ей на грудь. Дыши! Пускаю импульс магии, пытаясь вспомнить все, чему меня учили. В памяти сейчас дыра, но я хочу, чтобы Мэйс жила. Ее лицо не просто бледное, оно белое с синевой. Или во всем виноваты волосы — синие спутанные пряди разметались по щекам.

Нельзя использовать силу в дождь. Нельзя проверять свой предел с водой, но я вытаскиваю из себя все, что во мне есть, и отдаю ей. Дыши! Пожалуйста, дыши! Ну же! Мысль о том, что может не получиться, я отбрасываю сразу. Просто посылаю импульс за импульсом, чувствуя, как меня начинает трясти от перенапряжения: остатки силы утекают, от близости воды темнеет перед глазами. Но я продолжаю. Продолжаю и продолжаю, до тех пор пока…

Глава 30

МОЯ ВТОРАЯ ЖИЗНЬ

МОХ ПОД ЩЕКОЙ кажется слегка влажным, а искры в нем похожи на звезды. Я качаюсь на нем, как на волнах или как в гамаке, хотя скорее как на волнах. Впрочем, откуда мне знать, каково это — на волнах. Искры разгораются все сильнее и напоминают крошечные фонарики в темноте. Я почему-то в платье, в котором вышла на сцену «Бабочки», и босиком. Здесь спокойно и удивительно легко, никаких тревог и забот.

Опираясь о скользкий мох, сажусь и рассматриваю место, где оказалась. Оно не похоже ни на что из того, что мне доводилось видеть раньше: расстилающееся, на сколько хватает глаз, поле мха и парящие в нем искры. Их становится все больше и больше, они стягиваются к моим ногам, выстилая дорожку. Я поднимаюсь и шагаю по ним, потому что знаю: они приведут меня к маме.

Дорога обрывается неожиданно, только что я шла — и вот уже стою на краю высокой скалы. Внизу ревет океан, надо мной — бескрайнее звездное небо, но… Резко оборачиваюсь, и шлейф платья взлетает за спиной. Вместе с ним взлетают и волосы, они опадают на обнаженную спину и плечи волной. Мама стоит напротив меня, все такая же худенькая, в джинсах и кофточке поверх простенькой блузки. Она была так одета, когда в последний раз вышла из дома, а вот ноги у нее тоже почему-то босые.

— Здравствуй, Вирна, — говорит она.

— Здравствуй. — Я улыбаюсь, но мне хочется плакать.

Неосознанно тянусь к ней, но она отступает.

— Нельзя. Тебе сюда нельзя.

— Почему?

— Потому что тебя ждут сестры. Ты должна о них позаботиться.

Как же я могу о них позаботиться? Я умерла.

— Ошибаешься. — Мама неожиданно улыбается, протягивает руку и указывает в сторону океана, где в темноте разгорается свет маяка. — Ты никогда не умрешь в воде.

— Нет?

— Нет. Вода — это жизнь, Вирна. Возвращайся домой.

Прежде чем успеваю опомниться, она шагает ко мне и едва уловимо проводит ладонью в воздухе, почти касаясь моей щеки. Это прикосновение я ощущаю ласковым ветерком, от которого по телу разливается странное тепло.

— Все. А теперь иди.

— Идти? Куда?

— Ты знаешь.

Я поворачиваюсь к бьющемуся о скалу океану.

— Что значит вода — это жизнь?

— Возвращайся домой, Вирна. Время почти истекло.

Раньше, чем я успеваю сделать вдох, платье подхватывает ветер, шлейф летит впереди.

— А Лэйс? — спрашиваю я.

Но что-то с неумолимой силой тянет меня вперед. Рывком сдергивает со скалы, я снова падаю в воду, только на этот раз чувствую ее всей кожей: она обтекает меня, забивается в нос и в уши, рассыпает волосы, искрящиеся под светом стремительно приближающегося маяка. Настолько стремительно, что я кричу и пытаюсь отпрянуть, но тщетно.

Он надвигается на меня сверху, столкновение неизбежно, и оно выбивает из груди воздух. Подбрасывает меня наверх, я с жадностью втягиваю воздух, и грудь взрывается болью. Захожусь в кашле, жмурясь от соленой воды, от хлещущих наотмашь струй, бьющих меня по щекам. От рева хочется зажать уши, от свиста ветра почти ничего не слышно. Свист ветра?!

Широко распахнув глаза, я вижу над собой К’ярда: он такой же мокрый, как я. Рубашка облепила тело, с волос стекают капли, а глаза… пустые и черные. Никогда в жизни я не видела таких глаз у въерха, поэтому сейчас ору и пытаюсь отползти, но он перехватывает меня за руку.

— Стой, Вирна! Вирна!

— Отпусти! — ору я. — Отпусти, отпусти, отпусти!

Когда хватка на моей руке становится слабее, вскакиваю и, поскальзываясь, бегу в сторону… мне не важно куда, просто по побережью, в пустоту, где вокруг только ветер, дождь и сумасшедший рев волн. К’ярд догоняет меня практически сразу, перехватывает, разворачивает лицом к себе и встряхивает.

— Все в порядке?! — кричит он. — Вирна!

Он хочет знать, все ли со мной в порядке?! Я бью его в грудь, и он на миг почти отпускает меня снова, но тут же резко притягивает к себе.

— Все в порядке! — говорит уже утвердительно.

Темную ночь его глаз наконец-то пронзают привычные искры. Они вспыхивают и тут же гаснут, глаза снова темнеют, как океанская глубина.

— Все в порядке. Ты в безопасности.

Пока меня колотит в его руках, я успеваю понять две вещи: первое — я не умерла. Не может прикосновение по ту сторону быть таким реальным и жестким, а еще… последний, рядом с кем я бы оказалась после смерти, — это К’ярд. Это второе.

К’ярд. Рядом со мной. Обнимает меня. Прижимает к себе.

— Отпусти! — резко вырываюсь из этих объятий, отступаю на несколько шагов.

— Тебе нужно в больницу.

— Мне нужно домой.

— Тебе нужно в больницу, — упрямо повторяет он. — И едха с два я на этот раз тебя отпущу, синеглазка.