Книга Божий мир - Александр Донских

Губы лейтенантика стало разнеживать самой блаженной ребячьей улыбкой; однако улыбнуться по-настоящему не получилось, потому что ротный, минутку помолчав, проговорил, как продиктовал:

– Даю вам, товарищи офицеры, на исправление положения тридцать минут. Свободны.

Офицеры откозыряли и зычно подали команды строиться своим взводам. Солдаты, только-только обсушившись и обогревшись, выпрыгивали из тёплых радиостанций в мокреть, под напирающий дождь. Нехотя сбиваясь в строй, ворчали, огрызались со взводными и сержантами. «Достали уже… бестолковая жизнь… тупость кругом… эх, домой бы!..» – хотя, расслышав, душой всколыхнулся капитан Пономарёв, однако заставил себя подумать легко: «Ишь зяблики…»

Солдат живо распределили по работам. Одни махали лопатами, поднимая и отбрасывая слякоть, другие, в лужах меся и увязая сапогами, укладывали кабели, третьи, намокая и пачкаясь, выдирали или выщипывали буйно разросшуюся траву, отскребали и старую и новую грязь с днищ автомобилей, подкрашивали, рихтовали, – всем что-нибудь нашлось. Капитан Пономарёв чинно вышагивал от станции к станции, – всё-то подметит, поправит и направит подчинённых. «Бдит ротный, как сторожевой пёс», – угрюмо посмеивались вслед солдаты. Несколько раз он отчего-то более пристально, чем на других, взглянул на рядового Салова, снова дивясь его глазам: из них – те же нежные, но несгибаемые два лучика. Салов работал вяло, механически и, показалось ротному, вглядывался в дали. «Нехорошо смотрит. Задумал чего-то, что ли. Вот ведь волчонок!..»

– Рядовой Салов, пошустрее надо бы работать, – нахмурился ротный.

Они встретились глазами, и капитан Пономарёв, как уже не раз бывало, снова не выдержал первым; отвернулся, притворившись, что надо пройти к другому взводу. «Крепкий орешек», – не мог быть несправедливым ротный. – Неподдельным вырос человеком. Молодец». И ему захотелось вслух похвалить рядового Салова, но – за что?!

Вскоре к командному пункту подкатил чёрный, сверкающий полировкой автомобиль, из него бодро вылез генерал, плечистый, лощёный, моложавый. Капитан Пономарёв расторопно вышел – вернее, вылетел – из теплушки, молниеносно оправил портупею и фуражку, взбодрился плечами и направился строевым шагом к генералу, разбрызгивая сапогами и, похоже, не очень-то разбирая или даже не видя дороги. Вдруг – поскользнулся, весь туго вздрогнул. Вот-вот упал бы. Лицо запятнил мгновенный ужас, но секунда – и лицо снова холодно и твердо. Доложил чеканно, громко, «с шиком», – отметили потом офицеры. Генерал с благосклонной крепкостью пожал его руку, улыбнулся даже, и капитану Пономарёву показалось, что на забитом тучами небе проглянуло солнце.

Генерал спросил, как себя чувствует личный состав.

– Прекрасно, товарищ генерал. Рота готова к выполнению боевой задачи.

– Что ж, очень, очень хорошо. Очень хорошо.

И после немудрящих слов генерала капитану Пономарёву причудилось, что с неба стало припекать, обласкивая теплом вымокшие его плечи и затылок, хотя дождь ни на полсекунды не утих.

Солдаты и офицеры, вытянувшись, стояли перед генералом в три монолитные шеренги.

– Товарищи офицеры и солдаты, – тускло, с заржавелой хрипотцой начал генерал, но голос его набирался цвета и силы, – родина доверила вам сложнейшую боевую технику. Ни одна страна мира не имеет такое совершенное вооружение у своей армии, как у нас, и не имеет таких дисциплинированных, дружных, технически грамотных солдат…

Наскучавшийся, а возможно, и намолчавшийся, в штабе генерал выступал длинно, но правильно, ему, кажется, нравилось говорить возвышенно, высоко. Голос у него был великолепный – басистый, но бархатистый, приглаженный; может быть, когда-то он смог бы стать оперным певцов. Вначале собравшиеся были напуганы приходом столь необычного гостя, на которого конечно же любопытно поглазеть вживе. Однако, слушая его, солдаты и офицеры затомились, заскучали. Да дождь не переставал, а, напротив, уже злобствовал, словно бы хотел разогнать людей, пресечь речи. Капитан Пономарёв, стоя перед строем возле генерала, был недоволен «кислыми физиономиями» своих подчинённых, а потому с особым одушевлением внимал генералу, покачивая головой для солдат и офицеров, где, как ему представлялось, надо.

Озябших, вымокших солдат, наконец, распустили по станциям.

Генерал, бегло, скользом осмотрев станции и коммуникации, пошуршав для порядку документацией, задержался недолго и, уезжая, пообещал капитану Пономарёву, что он лично и его рота непременно будут отмечены высшим руководством. И до тех пор, пока автомобиль с генералом не скрылся за леском, ротный, один – офицеры «улизнули» в тепло – под дождём и ветром, стоял выпрямлённо, едва не по стойке «смирно». «Из самого штаба армии жди, братишка, благодарность, – блаженствовала, но и наконец-то передыхала душа капитана Пономарёва. – От генерала!.. Ну, вот: кажись, жизнь начинает улыбаться и мне, простому русскому служаке».

И только так подумал, как к нему неверным, вроде как даже крадущимся шагом подошёл один из взводных и пришёптывающим, почти поскрипывающим голосом сообщил, что рядового Салова нигде нет. Внутри у ротного, показалось ему, что-то хрустнуло и оборвалось.

Искали, прошаривая ближайшие леса и балки, надрываясь голосами, всей ротой час, два, три, четыре, пять. Вымокли, вымотались, охрипли, обматерили промеж себя на тысячный раз и Салова, и ротного. Наступил вечер, следом – ночь с разошедшимся дождём, с холодом. Нет рядового Салова; и непогода не пригнала его к тёплым станциям. Пришлось капитану Пономарёву, не спавшему всю ночь, ранним утром доложить о чрезвычайном происшествии командиру батальона, и голос тоже срывался на пришёптывание и поскрипывал, будто в горле что застревало. А из телефонной трубки – так и такое, что проскребло по самому сердцу:

– В твоей роте, Пономарёв, чёрт знает что творится!..

И – ещё, и – ещё. Чего только не напомнили ему.

Поморщился одной щекой капитан Пономарёв, присдавил губы. Однако в голове стали бить молотки, в коленях ослабло, а горло вовсе перекрыло, не вздохнуть.

Через сутки об исчезновении солдата уже знали в штабе армии. В полк и в роту капитана Пономарёва наезжала комиссия за комиссией: не обижают ли солдат, исправно ли кормят, сколько спят они, какое обмундирование на них, – сколько ссы́пали вопросов на бедную голову капитана Пономарёва! В конце концов вместо благодарности за учение он получил выговор с унизительными внушениями.

Капитан Пономарёв был добрым и в общем-то душевным человеком, но теперь его сердце словно бы подменили. Как он был зол! Как ему хотелось отмщения!

– Я лично верну в полк этого негодяя и с треском отдам его под суд! – в канцелярии возмущался перед своими офицерам ротный.

– Рядовой Салов опозорил роту, батальон, полк! – каждый день по нескольку раз вспоминал обиду капитан Пономарёв перед строем солдат. – А казалось бы, чего ему, паршивцу, не хватало: накормлен, обут, одет, сон восемь часов, – всего через край для нормальной жизни. Ну, случались какие-то пустяковинки, но не вечно же им быть – каких-то два годочка…