Книга Нового Времени не было. Эссе по симметричной антропологии - Брюно Латур

Заблуждение нововременных относительно самих себя достаточно легко понять, как только симметрия восстанавливается заново и как только в расчет принимается и работа очищения, и работа перевода. Нововременные смешивали продукты с процессами. Они верили, что создание бюрократической рационализации предполагает существование рациональных бюрократов; что создание универсальной науки зависит от универсалистски настроенных ученых; что создание эффективной техники ведет к эффективности инженеров; что создание абстракций само является абстрактным, что создание формализма само является формальным. Мы можем с таким же успехом сказать, что нефтеочищающий завод производит нефть очищенным способом или что молочный завод производит масло масленым способом! Слова «наука», «техника», «организация», «экономика», «абстракция», «формализм», «универсальность» обозначают многочисленные реальные следствия, которые мы действительно должны уважать и в которых должны отдавать себе отчет. Но они ни в коем случае не обозначают причин этих самых следствий. Эти слова являются хорошими существительными, но плохими прилагательными и отвратительными наречиями. Наука создает себя научным образом не более, чем техника производит себя технически, а экономика — экономически. Ученые в лаборатории, последователи Бойля, очень хорошо это знают, но как только они начинают размышлять над тем, что делают, то сразу же начинают произносить слова, которые социологи и эпистемологи, будучи последователями Гоббса, вкладывают им в уста.

Парадокс нововременных (и антинововременных) состоит в том, что они с самого начала приняли огромные когнитивные или психологические объяснения для того, чтобы объяснять столь же огромные следствия, тогда как во всех других научных областях они искали малые причины больших следствий. Редукционизм никогда не Применялся к нововременному миру, в то время как считалось, что он прилагается ко всему! Наша собственная мифология состоит в том, что мы воображаем себя радикально отличающимися еще до того, как мы пытаемся отыскать малые различия и малые разломы. Однако как только двойной Великий Разлом исчезает, вместе с ним распадается эта мифология. Как только работа медиации принимается в расчет одновременно с работой очищения, на сцену должны снова выйти обычное человечество и обычное нечеловечество. Но, к нашему большому удивлению, мы замечаем, что очень мало знаем о том, что лежит в основании науки, техники, организации и экономики. Откройте книги по социологии науки и эпистемологии и вы увидите, как активно они используют прилагательные и наречия «абстрактный», «рациональный», «систематичный», «универсальный», «научный», «организованный», «тотальный», «сложный». Попробуйте отыскать тех, кто пытается объяснить существительные «абстракция», «рациональность», «система», «универсальность», «наука», «организация», «тотальность», «сложность», вообще не используя соответствующих прилагательных и наречий. И вам повезет, если вы найдете хотя бы десяток. Парадоксально, но об ашуа-рах, арапешах или аладийцахмы знаем больше, чем о себе самих. До тех пор пока малые локальные причины влекут за собой локальные следствия, мы способны их проследить. Но почему мы уже не способны проследить тысячу дорог с их странной топологией, которые ведут от локального к глобальному и возвращаются к локальному? Неужели антропология должна всегда ограничиваться изучением территорий, будучи не в состоянии проследить сети?

Даже длинная сеть остается локальной во всех точках

Чтобы точно измерить наши отли-чия, не редуцируя их, как это еще недавно делал релятивизм, и не преувеличивая их, как это делают модернизаторы, давайте скажем, что нововременные просто изобрели длинные сети путем вовлечения определенного типа нечеловеков. До этого удлинение сетей прерывалось и не приводило к изменению территорий (Deleuze, Guattari, 1972). Но с увеличением числа гибридов, которые являются наполовину объектами, наполовину — субъектами и которых мы называем машинами и фактами, коллективы изменили свою топографию. Поскольку такое привлечение новых существ имело огромные следствия для установления размеров, создавая разброс отношений от локальных до глобальных, и поскольку мы продолжаем думать о них при помощи старых категорий всеобщего и частного, мы склонны преобразовывать удлиненные сети, созданные западными людьми, в систематические и глобальные целостности. Чтобы развеять эту таинственность, достаточно проследить те необычные маршруты, которые делают возможным подобное изменение масштаба, и посмотреть на сети, образованные фактами и законами, хотя бы отчасти теми же глазами, которыми мы смотрим на сети трубопроводов и систему канализации.

Профанное объяснение следствий, имеющих отношение к размерам и присущих Западу, легко получить, если обратиться к техническим сетям. Если бы релятивизм сначала был применен именно там, понять ту относительную всеобщность, которая является его главной гордостью, не составило бы никакого труда. Является ли железная дорога локальной или глобальной? Ни то и ни другое. Она локальна во всех точках, вы всегда обнаруживаете шпалы, железнодорожников, иногда вокзалы и автоматы для продажи билетов. Однако она является и всеобщей, поскольку перевозит вас из Мадрида в Берлин или из Бреста во Владивосток. Однако она не является достаточно универсальной для того, чтобы доставить вас в любое место, куда вы только пожелаете. Невозможно прибыть на поезде в Мальпи, маленькую овернскую деревушку, или в Маркет Драйтон, маленький городок в Стаффордшире. Непрерывные пути, ведущие от локального к глобальному, от обусловленного обстоятельствами к универсальному, от случайного к необходимому, существуют лишь при условии, что их подключение будет оплачено.

Модель железной дороги может быть распространена на все технические сети, существующие в нашей повседневной практике. Телефон может быть распространен повсеместно, но мы знаем, что ни за что не сможем воспользоваться телефонной линией, если не подключены к ней через разъем и не связаны с ней через телефонную трубку. Сколь бы всеохватывающей ни была система сбора мусора, ничто не дает мне гарантии, что обертка от жевательной резинки, которую я роняю на пол в своей комнате, отправится туда сама. Электромагнитные волны, возможно, распространены повсюду, но, несмотря на это, антенна, абонентская плата и декодер по-прежнему необходимы, чтобы я мог продолжать смотреть Сапа! Plus. Таким образом, если говорить о технических сетях, мы без труда примиряем их локальный аспект и, одновременно, глобальное измерение. Они состоят из отдельных мест, организованных в последовательность подключений, которые пересекают иные места и которые нуждаются в новых подключениях, чтобы получить распространение. Между линиями сети, строго говоря, нет ничего — ни поезда, ни телефона, ни водопровода, ни телевидения. Технические сети, как сами слова говорят об этом, являются сетями, наброшенными на пространство, удерживающими только некоторые разрозненные элементы этого пространства. Они являются соединенными линиями, а не поверхностями. В них нет ничего тотального, глобального, систематичного, даже если они охватывают поверхности, не покрывая их, и распространяются достаточно далеко.

Работа по установлению относительно всеобщего остается такой категорией, которую легко уловить и которую реляционизм может проследить на всем протяжении сети. Всякое подключение, всякое выстраивание и соединение может быть документировано и обладает одновременно собственными разметчиками пути и определенной ценой. Это может быть распространено почти на все, может проявляться как во времени, так и в пространстве, не заполняя, однако, ни того ни другого (Stengers, 1983). Когда же речь идет об идеях, знаниях, законах и компетенциях, модель технической сети кажется неадекватной тем, кто находится под впечатлением эффектов диффузии, кто верит в то, что эпистемология говорит о науке. Работу разметчиков пути становится труднее проследить, затраты на нее уже не так хорошо документируются, и возникает риск упустить из виду ту извилистую дорогу, которая ведет от локального к глобальному (Callon, 1991). Поэтому к ним применяется старая философская категория всеобщего, радикально отличающаяся от частного или каких-то случайных обстоятельств.