Книга Армада - Эрнест Клайн

Вся моя жизнь теперь засекречена, мне даже не разрешают посылать тебе открытки в день рождения. Однако я буду писать тебе так часто, как только смогу, и сохраню письма до тех пор, пока не появится возможность передать их тебе. Я и твоей маме буду писать. Прошло всего несколько дней, но я уже очень скучаю по вам.

Надеюсь, что у вас все хорошо – и что моя смерть не стала слишком сильным ударом для твоей мамы, да и для тебя, хотя тебе нет еще и года, и моих похорон ты не запомнишь – в отличие от нее. Когда я думаю о том, как тяжело ей сейчас, мне со скалы хочется прыгнуть.

Когда у меня будет больше времени, напишу еще. Расскажу обо всем, что со мной произошло, и о лунной базе, на которой я живу. Но прямо сейчас я должен защищать Землю от захватчиков-инопланетян.

С любовью,

Ксавье (твой отец)

Я читал одно письмо за другим.

Из ранних посланий я почерпнул недостающие подробности истории, которая сложилась у меня в голове после чтения его дневника. Отец подробно описал, как обнаружил доказательства грандиозного заговора ОАЗ еще за несколько лет до того, как его завербовали. Все началось, когда он увидел в местной аркаде странный игровой автомат «Фаэтон». Позднее он узнал, что с помощью того же автомата ОАЗ завербовал Сина, Грэма и адмирала Вэнса.

После того как отец принес присягу, его давние подозрения подтвердились – ОАЗ следил за ним еще в школе. Он стал одним из главных кандидатов, когда прислал в офис компании «Активижн» десятки мутных снимков-поляроидов – доказательства своих рекордов в играх. Однако его сочли неподходящим для ранней вербовки – из-за «тревожащих результатов» предварительного психиатрического обследования. Вот почему отца завербовали гораздо позже, когда ему уже исполнилось девятнадцать – вскоре после того, как он стал отцом. Однажды в обеденный перерыв к нему на работу пришли двое мужчин в черных костюмах, отвезли его на одну из секретных баз и там показали одну из ранних версий фильма-брифинга, который видел и я. Ему был предложен выбор: вступить в ОАЗ и применить свои таланты геймера для спасения человечества – либо «зассать и зарабатывать на жизнь, копаясь в дерьме, до тех пор, пока инопланетяне не уничтожат нашу планету вместе с моей женой, новорожденным сыном и всем остальным, что мне дорого».

Был ли у меня выбор, Зак? Я не хотел бросать вас, но и сидеть сложа руки тоже не мог. Поэтому я согласился, хотя и знал, что могу больше не увидеть ни тебя, ни твою маму. Я решил, что если погибну, защищая вас и наш дом, то игра стоила свеч.

Тюремное заключение. Вот как он начал это называть.

В каждом письме отец извинялся, отмечал каждый пропущенный день рождения и Рождество и сокрушался о том, что не может провести их вместе с нами. Он радовался, наблюдая за тем, как я расту. Однако к радости всегда примешивалось страдание, которое он испытывал из-за того, что не был рядом с нами в эти моменты, и из-за той боли, какую он нам причинил.

Каждый месяц ОАЗ сообщал ему новости обо мне и о моей матери. Отец ждал этих дней, словно праздника. В промежутках между ними он искал в Интернете малейшие упоминания о нас в местной газете или на сайте моей школы. Каждый раз, получая мою новую фотографию, он с бесконечными подробностями описывал это в своих письмах, повторял, какой я стал большой, говорил о том, как он скучает по мне и маме. С каждым годом он писал об этом все больше.

Он писал мне о своей повседневной жизни – жизни элитного оператора беспилотников на лунной базе «Альфа». Он вспоминал о боях, в которых сражался каждый год во время противостояния Юпитера. Писал о надежде на победу и о страхе «надвигающейся войны». Эту фразу он часто повторял. «Надвигающаяся война». Я вдруг понял, какой ужас он, наверное, испытывал все эти годы. Отец прожил всю жизнь со страшным бременем на плечах, он знал, что наступает конец света.

В одном из писем он признался, что уже не боится грядущего вторжения. «Теперь я мечтаю о нем. Оно так или иначе положит конец моим мукам – и моему заточению».

Он писал: «Я так скучаю по тебе и маме, что иногда это невыносимо».

В еще одном письме он сообщил, что «ненадолго спятил» и что ему назначили антидепрессанты. Когда стало совсем плохо, он принимал и успокоительные. Кроме того, два раза в неделю он должен был участвовать в видеоинтервью с Землей.

Он писал о том, что продолжает получать медали, но они уже ничего для него не значат. Он просто хотел вернуться домой – однако не мог, потому что только благодаря его работе у людей все еще был дом. Кроме того, он знал, что теперь ОАЗ все равно его не отпустит: он неоднократно просил об этом Альянс, и ему ответили, что он представляет слишком большую ценность для человечества. Он умолял начальство, чтобы его хотя бы на несколько часов отпустили «на берег», чтобы навестить семью и вспомнить о том, за что он сражается. Ему ответили, что это слишком большой риск, что это поставит под угрозу результаты его многолетней работы.

Мне было сложно расти без отца, но сейчас я понял, что ему пришлось еще труднее. В течение семнадцати лет я с комфортом жил с мамой в нашем собственном доме, в окружении друзей. А отец провел все это время здесь, в изоляции на темной стороне Луны, совсем один и, как ему представлялось, забытый своими родными.

В конце концов меня разобрало любопытство, и я щелкнул по последней видеозаписи, сделанной менее недели назад. Ролик был записан в начале третьего ночи по местному времени.

Отец сидел в большой темной комнате в незнакомой мне части базы. Его небритое лицо было всего в нескольких сантиметрах от кванткома, и половину экрана занимали красные безумные глаза. Он что-то наговаривал в камеру, словно пациент сумасшедшего дома – сейчас он был очень похож на Брэда Питта из фильма «12 обезьян».

– Я должен кое-что сделать. То, о чем я могу рассказать тебе только лично. Не знаю, выполнит ли Вэнс мою просьбу разместить тебя здесь, со мной. Ты должен знать…

Отец уставился в камеру, подыскивая нужные слова.

– А что если единственный способ победить пришельцев – это понять их мотивацию?.. Или если не победить, то, по крайней мере, выжить. Сейчас мне кажется, что человечество в лучшем случае может рассчитывать на выживание. – Он снова посмотрел в объектив. – Надеюсь, ты поймешь, о чем я. Если ты это увидишь, сынок, то пожалуйста, прости меня. За все. И что бы ни говорили про меня, про мои действия, знай – я исполнил свой долг, сделал все, чтобы защитить тебя, твою маму и обитателей Земли. Если ты еще жив и видишь это сообщение, значит, я сделал правильный выбор.

Еще несколько секунд он с надеждой смотрел в камеру, словно ожидал услышать ответ. Затем нажал на экран, и изображение исчезло.

Я вытащил флешку и положил ее в карман. Затем встал на колени перед рюкзаком, который мне выдал Альянс. В нем лежал мой старый рюкзак, а также покрытая нашивками кожаная куртка отца. Я перебросил рюкзак через плечо и направился к выходу.

Я дошел по пустым коридорам до комнаты отца, и ее дверь автоматически открылась. Отец сидел в углу комнаты, в кресле системы управления перехватчиком из «Армады» – похожей на ту, что была у меня дома. На нем были очки виртуальной реальности и подавляющие шум наушники – и, похоже, он не заметил, как я вошел. Я видел, что он проходит тренировочное задание «Армады» вместе с Сином и Майло, потому что он называл их позывные – а за этими позывными следовала коронная фраза Ред Джайва, которую он произносил каждый раз, когда превращал корабль соперника в груду виртуальных обломков.