Книга Чертова Мельница - Александр Бушков

Сварог слушал его с возрастающим интересом: писец звезд с неба безусловно не хватал, но свое полицейское ремесло знал неплохо. В том, что он говорил, был резон.

— Я составил протокол, а потом мы, как положено, все сложили назад. Носильные вещи и тому подобное упаковали в те же сумки, а деньги, и все документы, что нашлись при покойном, сложили в наш мешок, — он показал на означенный. — По документам это выходил Юлвар Пешер, член Золотой гильдии, приказчик торгового дома «Братья Бургато» из Ронеро… только потом оказалось, когда мы проверяли, что документы насквозь липовые: и Пешер такой не числится в гильдейских списках, и по проставленному адресу живут совсем другие люди, и нет в Ронеро никакого такого торгового дома, никто и не слыхивал про братьев Бургато… Но это уже потом было, а тогда я… — он передернул плечами, шумно почесал в затылке, заерзал. — Не то чтобы я такой сообразительный, просто есть старая инструкция: в странных случаях, не откладывая, проверить, не зашито ли что в одежде. Мы втроем сошлись, что случай самый что ни на есть странный: сколько раз бывали на жмурах… прошу прощения, на убийствах, но ни разу не видели, чтобы убийца оставлял деньги на столе, как мусор… Никец с Бранисом взялись перетряхивать вещички из сумок, а я взял с вешалки его хомерик. И только это я его вывернул подкладкой вверх, вижу: в двух местах швы неправильные какие-то, грубые, ни один хороший портной такого подмастерьям не спустит. А хомерик был и в самом деле дорогой, приличный, в самый раз для Золотой гильдии. Грубыми такими стежками зашито, я б, наверно, и сам так коряво зашивал, доведись нужда… Взял я ножичек, подпорол аккуратно там, где что-то твердое прощупывалось — и нате вам! Зашита там натуральнейшая бляха тайной полиции протектора, то есть покойного барона Гинкара, и уж она-то не поддельная, а самая доподлинная — есть в этих бляхах такие хитрушки, которые только полицейские знают. А в другой поле зашита шифрованная грамотка — буквы все до одной знакомые, но сложены в сущую бессмыслицу. Уж если бляха — то это, к гадалке не ходи, шифрованное донесение… Упаковал я все это отдельно и прямиком двинул к господину начальнику… — он понурился, умолк.

«Ага, — подумал Сварог. — Тут-то ты, сокол ясный, и усмотрел отличимый случай выдвинуться — потому что второго такого еще сто лет может не представиться…»

— Господин начальник сначала очень воодушевился, даже медаль мне обещал… а через день вызвал и ушат ледяной воды вылил — ну форменным образом… Я, говорит, Курлич, буду с тобой говорить как серьезный человек с серьезным человеком. Номер бляхи, говорит, мы быстренько проверили — и числится он среди тех номеров, что выданы были в свое время личным агентам покойного господина протектора. Такие вот личные агенты — особая статья. Выполняют они исключительно личные поручения протектора, в официальных бумагах все, что они добудут, никоим образом не отражается, а оседает у самого протектора — сплошь и рядом не на бумаге, а в голове. Ну, а поскольку господин барон уже полтора года как преставился, то донесение это для нас полностью бесполезно: ни одна живая душа, кроме двух покойников, барона и приказчика этого мнимого, понятия не имеет, о чем там речь. Даже если и удастся расшифровать, никто не поймет. Да и личных агентов протектора ищи-свищи. Они ведь, узнавши о смерти барона, моментально изничтожили бляхи, сожгли документы, если были, и притворились, будто они испокон веков мирные градские обыватели. Такой у них устав, которого никто в глаза не видел, но малость наслышаны… А посему, Курлич, говорит господин начальник, приказываю тебе и о бляхе, и о шифрованной бумаге позабыть начисто. Я, говорит, посоветовался там — и на потолок показывает — и получил оттуда высокое мнение: опечатать все, сдать в архив и забыть на веки вечные. Убийцу приказчика Пешера, само собой, искать будут со всем усердием — но про бляху и документ забыть. И если ты, Курлич, говорит господин начальник, будешь умным малым, каким я тебя прежде считал, и языком молоть не станешь, я тебе быстренько выхлопочу нашивки письмоводителя, до которых тебе, если по уставу, еще пять лет выслуги… А будешь дураком и не поймешь текущего момента — выгоню на улицу в патрульную полицию, уже без чина, и будешь ты до седых волос сапогами мостовую драить, даже до десятника не поднявшись… Что тут делать? Пришлось заверить, что я не дурак и текущий момент понимаю…

Сварог подумал, что квартальный начальник и те вышестоящие, с кем он советовался, пожалуй что, вовсе не дураки и не лентяи. Рассуждали они вполне резонно: все, что знал Гинкер, все, чем он занимался посредством личных агентов, умерло вместе с ним, помянутые агенты навсегда легли на дно, кому и зачем в этих условиях крохотный, жалкий обрывочек тайн покойного протектора? Что же, еще один хорошо законспирированный агент, сидевший где-то в глуши до самых последних дней и потому понятия не имевший о безвременной кончине барона? Да, очень похоже…

— Только сел я потом у себя и задумался, — продолжал писец. — А вдруг эта бумага, ваше величество, все же ценная? Похороним ее в архиве, через пять лет, по регламенту, спишут и сожгут — а там все же что-то полезное для короны? Есть у меня друг, пожалуй что, поумнее меня, а главное, с ним-то можно говорить откровенно, не выдаст. Посидели мы, прикончили бутылочку, и он мне посоветовал все же идти звонить в Колокол. Думал я, думал, взвешивал так и этак, а потом все же пошел… Так что теперь я всецело на милости вашего величества, как решите, так и будет…

— Бумага там? — спросил Сварог, кивком указав на опечатанный мешок.

— Там все бумаги, какие только при покойном были. Я так подумал — если уж нести, так все до одной. Мало ли что из них можно знающим людям выцедить… Как вам будет благоугодно решить, ваше величество. Мне терять уж нечего. Только за то, что я этот, — он покосился на мешок со странной смесью любопытства и ненависти, — унес из участка, не то что без мундира на улицу выкинут, а, пожалуй, за решетку закатают…

Сварог поднялся и тут же взметнулся с табурета писец, встал навытяжку. Мешок оказался совсем не тяжелым. Покачивая им, Сварог сказал веско:

— Любезный господин Курлич, можете не беспокоиться. Вы действительно оказали большую услугу короне. Мое благоволение. Не будем спешить, я еще подумаю, какую награду вам назначить, но даю королевское слово: без достойной награды вы не останетесь.

Писец побледнел еще больше, закатил глаза, явно проявляя поползновения шлепнуться в обморок. Сварог покосился на Интагара. Тот сделал скупой жест. Из-за ближайшей портьеры, на ходу запихивая за пояс пистолеты, выскочили двое молодчиков, проворно подхватили ошалевшего от радости писца за локотки и удержали на ногах.

— Подыщите господину Курличу уютную комнатку, где он мог бы отдохнуть от всех треволнений, подкрепиться, выпить вина… — распорядился Сварог. — Пойдемте, Интагар.

В любом случае писец заслуживал награды — как-никак обнаружилась еще одна шифровка людей Гинкера. Быть может, совершеннейшая пустышка, но как знать…

Когда они вернулись в малый кабинет, Сварог плюхнул мешок на стол, достал кинжал и прицелился было разрезать шнурок. Интагар весьма непочтительно перехватил его руку: