Книга Писатели и советские вожди - Борис Фрезинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Москва, 8 мая 1960.
Дорогой Владимир Семенович!
Из моего письма Никите Сергеевичу Вы увидите, в чем моя просьба. Может быть даже не к чему показывать ему две страницы — я думаю сейчас о его времени. Может быть, Вам удастся просто спросить его в свободную минуту, могу ли я упомянуть в моих воспоминаниях восемнадцатилетнего Бухарина (это для меня наиболее существенно).
Буду Вам бесконечно благодарен за помощь в той работе, которую считаю очень важной, а для читателей, может быть, полезной.
Вот рассказ о дальнейших событиях тогдашнего секретаря Эренбурга Наталии Ивановны Столяровой, записанный мной 28 февраля 1975 г.:
«Твардовский подсказал И. Г. получить у Хрущева разрешение на печатание кусков о Бухарине в „Люди, годы, жизнь“. Мол, разрешит, так с радостью напечатаю. И. Г. написал письмо Хрущеву и попросил меня отнести его референту Хрущева Владимиру Семеновичу Лебедеву — он теперь умер, хотя и был молод[450]. Не знаю, почему И. Г. сам не хотел идти[451]. Он попросил дать письмо прочесть Лебедеву — что он скажет. Лебедев встал, когда я зашла в кабинет, надел пиджак — что в этих кругах не слишком-то заведено. Прочел письмо и сказал, что у Никиты Сергеевича может быть свое мнение и он его не знает, но ему кажется, что не следует этого печатать — т. к. Бухарин не реабилитирован, народ знает его как врага и вдруг прочтет, как тепло и душевно И. Г. о нем пишет, все шишки повалятся на него. В интересах душевного спокойствия И. Г. не печатать сейчас этого. Конечно, если И. Г. будет настаивать, это напечатают — ведь цензуры у нас нет — но это не в интересах И. Г. Лебедев встал и вдруг спросил меня: „А что вы, Наталия Ивановна, думаете об этом?“ Я ответила, что вряд ли для него интересно мое мнение, но мне кажется, что надо напечатать — так было, да и события дальние — 1905 год… Прощаясь, Лебедев сказал, что письмо И. Г., разумеется, передаст Никите Сергеевичу».
Узнав от Н. И. Столяровой об ответе весьма осведомленного в делах такого рода Лебедева, Эренбург понял бессмысленность ожидания ответа Хрущева и счел целесообразным не сообщать о предпринятой попытке Твардовскому, да ему и чисто психологически было бы трудно признаться в получении отказа, поэтому он отправил главному редактору «Нового мира» такое письмо:
17 мая 1960.
Дорогой Александр Трифонович,
После нашей беседы произошло в мире многое[452]. Я не хочу обращаться к Никите Сергеевичу теперь с частной просьбой и не хочу откладывать опубликование книги даже на месяц. Поэтому посылаю Вам начало шестой главы в новой редакции[453] — этот текст бесспорно приемлем для Вас и в таком виде, как я его даю, приемлем и для меня. Этим устраняется единственное политическое препятствие.
Первую часть (август[454]) по-моему нужно кончить не на восьмой главе, а на десятой — встречей с Лениным — это ровно треть всей книги, а по содержанию рубеж — вслед за ним начинается новая глава жизни[455]. Я буду до начала июня дома. Жду от Вас тех замечаний, о которых Вы говорили[456].
Поняв, что впрямую говорить о Бухарине ему не позволят, Эренбург, работая над мемуарами, тем не менее не упускал случая упомянуть Бухарина там, где он считал это важным и когда была надежда провести это через цензуру. Часто он вынужден был, не называя фамилии своего друга, ограничиться лишь его именем-отчеством, надеясь, что памятливые читатели поймут, какого именно Николая Ивановича автор имеет в виду. Читательская почта Эренбурга подтверждает, что в общем-то он оказался прав, хотя, конечно, бывали и курьезы — в одном случае его поблагодарили за то, что он добрым словом помянул Н. И. Вавилова, в другом — просили подробнее рассказать о встречах с Н. И. Ежовым (письмо его несчастной дочери ошарашило Эренбурга). В читательской почте, вызванной публикацией первой книги мемуаров, Эренбург нашел и письмо, которое его растрогало:
