Книга Пленница Хургады, или Как я потеряла голову от египетского мачо - Юлия Шилова

— Ты не должна ни с кем разговаривать, — замотал головой Ахмед.

— Ну уж с этим я сама разберусь!

— Я должен отвезти тебя домой.

— Я пешком дойду.

— Я должен…

— Послушай, — я уже давно так ни от кого не уставала, как сейчас устала от Ахмеда. — Тут никто ничего никому не должен. Ты уже выполнил свою миссию, сводил меня на пляж позагорать. Что ты еще от меня хочешь?

— Я хочу, чтобы ты шла домой.

— Да мы и так уже почти у дома. Ты что, собрался идти ко мне ночевать? А вдруг муж приедет? Застукает!

— Я не собирался идти к тебе ночевать, — наконец‑то смутился Ахмед. — Валид не просил меня о том, чтобы я остался у тебя на ночь. Ночуй одна.

— Вот и чудненько. Ты поезжай по своим делам, а я пошла домой.

— Если я буду нужен, звони.

— Непременно!

Выйдя из машины, я сделала вид, что застегиваю босоножки, а сама подождала, пока отъедет Ахмед, и бросилась к Клаве на шею так, будто она мне родная.

— Клава, привет! — громко закричала я.

— Ты что кричишь‑то? — отшатнулась от меня тучная Клава. — Прямо в ухо!

— Я так рада тебя видеть!

— И с чего это ты такая радостная?

— Знаешь, мне кажется, что мы с тобой тысячу лет знакомы. Ты второй русский человек, с которым я сегодня общаюсь.

— Да тут русских полно ходит, только успевай общаться, — небрежно бросила Клава.

— Да не со всеми же из них можно поговорить. Многие просто мимо проходят, спешат по своим делам. Я на русских только смотреть могу, можно даже сказать, любуюсь ими.

— Давно я не видела, чтобы так русским людям радовались. Приятно даже.

— Ты не представляешь, я смотрю на тебя и так радуюсь, так радуюсь!

— А ты местная, значит?

— Теперь уже местная.

— Тяжело тебе здесь, детка?

— Тяжело, — кивнула я и почему‑то почувствовала себя счастливой оттого, что я встретила такую простую русскую женщину, сибирячку Клаву.

— И как тебя в эту помойку занесло?

— Это все любовь окаянная.

— Ну ты даешь! А я бы здесь жить не смогла. Помойка — она и в Африке помойка. Грязь кругом, антисанитария страшная. У нас в Сибири воздух намного чище, лес шикарный. Единственный плюс — это то, что здесь есть море и мужиков бездомных много.

— Бездомных? — удивилась я.

— Я имела в виду — свободных. В Сибири такого нет. А здесь столько неженатых мужиков…

— В этом я с тобой полностью согласна.

— Сидят на улице в своих кафе‑шопах, курят да телевизор смотрят. Не могут найти себе применение, а у нас столько одиноких женщин в самом расцвете лет пропадает. А эти дурни так до старости и просидят. Послушай, если ты местная, то просвети, какого черта они целым скопом на улице телевизор смотрят? Что за удовольствие? Как, кстати, тебя зовут, ты так и не представилась.

— Валя.

— Понятно. Так что там насчет телевизора‑то?

— Здесь просто уровень жизни другой, — попыталась объяснить я. — Не у каждого дома есть телевизор. Вот мужики и собираются, кальян курят, общаются и телевизоры в уличных кафе смотрят.

— Надо же, просветила меня, а то ведь я и не знала. Так эти дурни и просидят в своих не кафе‑шопах, а в кафе‑жопах до старости! Я вот смотрю на них и думаю: как же их бабам‑то подфартило!

— Чем? Бабы‑то у них совсем забитые. Хоть все и говорят про свободу женщин на Востоке, но на самом деле никакой тут свободы нет. Мужчина в доме царь и бог.

— Да я не это имела в виду. Просто египтянкам повезло, что мужчин в их стране больше, чем женщин. Вот это выбор, вот это я понимаю! Этому не дала, этому не дала, а вот этого себе на ночь оставила.

— Да толку‑то! Им все равно больше, чем одного мужика, иметь нельзя.

— Зато у них есть среди кого выбирать, а у нас в России с этим напряженка. Мужиков — раз, два и обчелся. Мало того, что постоянно какой‑нибудь кризис случается, то энергетический, то экономический, так еще и мужчин мало. А ведь у нас на первом месте именно этот кризис должен стоять и никакой другой: кризис нехватки мужиков.

Когда Клава замолчала, я улыбнулась и не могла не спросить:

— А ты все‑таки к Хасану приехала?

— Да вот, караулю своего перца, — сразу призналась она.

— А где он?

— Сменщик говорит, что приболел, домой отпросился, а я думаю, может, он меня испугался.

— А чего ему тебя бояться‑то?

— Я ему сказала, что, как бы он ни сопротивлялся, я его все равно в Сибирь увезу. Со мной шутки плохи! Поедет, как декабрист, и никаких разговоров.

— А может, оно и к лучшему?

— Что к лучшему? — не поняла Клава.

— Ну то, что он испугался.

— Что ж хорошего‑то? Жениться на мне обещал. Да он много чего обещал, ты сама слышала.

— Мужики здесь все такие, они только обещать и умеют.

— Я у напарника спрашивала адрес моего перца, а он не дает. Говорит, что не знает, где Хасан живет. Разве такое может быть, чтобы два человека в одной лавке работали, а друг про друга ничего не знали?

— Не может, — покачала я головой.

— Значит, врет второй перец, — сразу сделала вывод Клава. — Может, просто стесняется.

— Что значит стесняется? — не сразу поняла я Клаву, потому что хорошо знала, что здешний народ особо стеснительным не назовешь.

— Может, мой перец в каком‑нибудь шалаше живет, спит на циновках. Я же понимаю, что здесь жизнь не сахар.

— И долго ты будешь здесь его караулить? — на всякий случай поинтересовалась я у Клавы.

— Сегодня постою еще немного да завтра еще приеду. Если узнаю, что он от меня прячется, из‑под земли достану и разнесу его лавку к чертовой матери.

Пока мы с Клавой тихо‑мирно беседовали, к нам то и дело подходили самые разнообразные арабы и делали такие комплименты, от которых у кого хочешь голова пойдет кругом.

— Видишь, сколько здесь такого добра: египтяне приставучие до ужаса! — сказала я.

— Да, — согласилась со мной Клава. — Я еще никогда так много симпатичных и говорливых мужиков не видела. Но я своего перца все равно ни на кого не променяю, он мне в душу запал. Хасан сказал мне то, что я десять лет хотела услышать. Только чем я его напугала, не могу понять. Видимо, он в Сибирь боится ехать — холодов испугался.

— Конечно, он же столько лет просидел под пальмой, а ты его сразу на мороз вывезти хочешь.