Книга История колдовства - Монтегю Саммерс

Тесно связанным с черной мессой сатанистов и явным пережитком Средневековья представляется суеверие гасконских крестьян – так называемая месса св. Цезария [405]. Мало кто из священников знал об этом ужасном ритуале, и немногие из искушенных в темных искусствах осмеливались вершить столь чудовищные церемонии и произносить слова богохульной молитвы. Ни исповедник, ни епископ, ни даже архиепископ Оша не могли отпустить грехи такому человеку. Прощен он мог быть лишь самим Папой в Риме. Мессу служили над разбитым и оскверненным алтарем в заброшенной или разрушенной церкви, где раздавался крик совы и в пустые окна влетали летучие мыши, где жабы оскверняли ядом священный камень. Священник должен был отправиться туда один поздно вечером в сопровождении лишь единственного помощника, человека самой подлой жизни, преисполненной преступлений. Ровно в одиннадцать он начинал; литургию ада следовало читать задом наперед; канон проговаривать с гримасами и усмешками; закончить с полуночным колоколом. Гостия должна была быть треугольной, с тремя острыми концами, и черной. В чаше не должно было быть вина, но лишь мерзкая вода, взятая из колодца, куда до этого было брошено тело некрещеного младенца. Святой знак креста следовало начертать левой ногой на земле. И человек, для которого произносилась эта месса, медленно умирал, и никакие доктора, никакое искусство медиков не могли его спасти, но он страдал и терял в весе, пока не отправлялся в могилу. [406]

Хотя в этом описании присутствует известная поэтизация, тем не менее, основные его детали можно считать соответствующими действительности. Черная треугольная облатка нередко упоминается в материалах ведьмовских процессов как священный хлеб шабаша, в то время как лорд Фонтенхолл [407], описывая дьявольское причастие лудианских ведьм, говорит: «иногда их напитком была кровь, иногда черная болотная жижа». Можно провести параллели и для множества других деталей.

Когда оканчивалась богохульная литургия шабаша, все присутствующие предавались самому беспорядочному разврату, прерывая его лишь для того, чтобы присоединиться к танцу или подкрепить себя приправленной пряностями едой и большим глотком вина, а затем вновь вернуться к оргии. «Вы легко можете себе представить, – пишет Боге, – что не было такой непристойности, которую бы там не проделывали, отнюдь не исключая тех вещей, за которые Небеса обрушили огонь и серу на Содом и Гоморру» [408]. Эрудированный доминиканец, отец Себастиан Микаэлис, который 19 января 1611 года допрашивал Мадлену де ла Палюд о ее участии в шабашах, пишет [409], что она рассказала о самых грешных оргиях, которые только можно представить [410]. Не хватает воображения, чтобы представить себе подобную порочность! Но Мадлена Бован (1643) передает еще более отвратительные детали [411]. В таком же разврате признавался и Жентьен ле Клерк из Орлеана (1614 – 1615) [412]. Боден передает, что очень многие из допрошенных им ведьм признались в том, что участвовали в оргиях [413]. В 1459 году «множество мужчин и женщин было сожжено в Аррасе, немало число которых взаимно обвиняли друг друга, и они признались, что по ночам участвовали в этих дьявольских танцах» [414].

В 1485 году Шпренгер выявил огромное количество колдунов в районе Констанца и «практически все без исключения признались, что дьявол имел с ними сношения, предварительно заставив отречься от Бога и Святой Веры» [415]. Также и многие исправившиеся ведьмы исповедовались в этих мерзостях – «и да будет известно, что пока они были ведьмами, демоны непрерывно их развращали. Также Генрих Кельнский подтвердил, что то же самое весьма распространено в Германии» [416]. В течение многих веков ученым авторитетам приходилось повторять одну и ту же чудовищную историю, и не имеет смысла далее приводить свидетельства демонологов. Сегодняшние сборища сатанистов также заканчиваются неописуемыми оргиями и мерзким развратом.

Иногда на шабашах в жертву демонам приносились животные. Так, второе обвинение против дамы Алисы Кителер, осужденной в 1324 году, гласило, «что она приносила в жертву дьяволам живых животных, которым она и ее компания отрывали по очереди части тела и затем приносили в жертву, разбрасывая их на перекрестках для одного демона, которого называли Робин, сын Артеса (Робин Артиссон), принца ада из меньших». [417]