Книга Второй выстрел - Зоэ Шарп

Я отметила, что у меня опять проблемы с дикцией. Вот-вот снова «накатит». Каждый вздох царапал мне легкие, во рту пересохло, а пульсирующая боль в бедре отдавалась по всей ноге. Я пыталась вспомнить, во сколько мне должны дать следующую порцию обезболивающего, горячо надеясь, что это случится скоро.

Шон еще что-то говорил, Нигли что-то отвечала, но их голоса невнятным бормотанием доносились откуда-то издалека. Сосредоточься, Фокс. Ну давай же…

Не помню, как закрыла глаза, но, должно быть, я провалилась в дремоту. Проснулась, только услышав у кровати голос отца, полный тихой ярости. Чуть-чуть приоткрыв глаза, я увидела, что кресло, где сидела Нигли, опустело, но я понятия не имела, как давно она ушла.

— Я думал, тебя беспокоит благополучие моей дочери, — выпалил отец с несвойственной ему резкостью, словно его знаменитое хладнокровие грозило вот-вот дать трещину. — Она ведь чуть не погибла, черт подери! Мало того, что она решила связать с тобой свою судьбу, Майер, так теперь ты еще ее мучаешь и мешаешь ей выздоравливать! Я этого не потерплю, понял?

— Да, сэр, — сказал Шон. Я слышала по голосу, каких усилий ему стоит сдерживаться, и мне стало интересно, понимает ли отец в полной мере, что будет, если его все-таки прорвет.

— Мне все еще не верится, что она могла по своей воле вернуться в Америку — после того, что случилось в прошлый раз.

— Эта работа предполагала низкую степень риска, иначе я бы не отправил сюда Чарли, — терпеливо пояснил Шон. — Мы думали…

— Неужели? — оборвал его мой отец. — Вы действительно думали о том, что делаете? Потребовалось несколько месяцев терапии, чтобы она оправилась после событий во Флориде. Кажется, тогда задание тоже не должно было быть рискованным, да? Несколько месяцев терапии, — повторил он, — чтобы превратить того психопата, которого ты помог создать, обратно в мою дочь! И что теперь?

Пару секунд Шон хранил молчание. Странно, что они не услышали, как ускорилось мое сердцебиение, — к счастью, меня уже отключили от кардиомониторов, иначе мой пульс продемонстрировал бы спринтерские рекорды. Я не знала, что хуже — продолжать слушать их перебранку или быть застуканной за подслушиванием чужого разговора.

— Может быть, в этом и есть причина неприятностей, — сказал Шон. — Чарли была чертовски хорошим солдатом. И дело не только в том, что у нее потрясающий врожденный талант, а в самом складе ее ума. У нее был правильный тип мышления для этой профессии. Способность убивать, которая вас пугает до потери рассудка, дана ей от природы. Возможно, вам это не нравилось, но она идеально подходила для спецназа.

— Так идеально, что армия позволила четырем коллегам изнасиловать ее и едва не забить до смерти еще до того, как она окончила курс подготовки, а потом устроила против нее заговор с целью растоптать ее репутацию. — Гнев так исказил голос отца, что я с трудом узнала его. — Но она сумела это пережить. Потребовались годы, но она выкарабкалась. Да, я знаю, что мы с ее матерью были неправы, когда после всего этого не позволяли тебе к ней приближаться, но мы считали, что ей нужно полностью порвать с прошлым. Ты все еще служил в армии, был частью той машины, которая так беспощадно ее унизила. Кроме того, какое будущее ее ожидало — маркитантки?

— Вот как вы о ней думаете? — протянул Шон ласково-ядовитым тоном. — Как мило.

Я скорее услышала, чем увидела, как отец раздраженно отмахивается.

— Ее состояние только начало улучшаться, — сказал он. — И тут в ее жизни снова появляешься ты, и в один миг рушится вся эта кропотливая работа.

— А вы когда-нибудь думали, — начал Шон все с тем же зловещим спокойствием, — что, возможно, именно ваше вмешательство привело ее к тому, что произошло?

— Ну нет, даже не пытайся переложить вину на меня, Майер! Мы оба знаем, кто несет за это ответственность.

— Мы знаем? — повторил Шон и умолк, с величайшей осторожностью подбирая следующие слова. — Она засомневалась. Этот парень был у нее в руках… но она засомневалась.

— Ты говоришь об убийстве, между прочим. Любой нормальный человек засомневался бы.

— Но Чарли не любой человек. Она телохранитель. А в нашей профессии нельзя руководствоваться эмоциями. Потерять клиента — это уже хуже некуда, при любых обстоятельствах. Поверьте мне, по себе знаю. Но как только ты начинаешь сомневаться в себе — или другие начинают в тебе сомневаться, — тебе конец.

— То есть ты в ней теперь сомневаешься? — Отец вдруг заговорил очень серьезно, очень напряженно, чуть ли не с надеждой.

— Я думаю, Чарли сомневается в себе, — ответил наконец Шон. — И, что хуже всего, боюсь, она начала в себе сомневаться задолго до того, как ее подстрелили.

Глава 16

На следующий день сотрудники больницы вытащили меня из постели и попытались выработать некую систему, чтобы я смогла передвигаться самостоятельно. Моя правая рука наконец начала подавать признаки жизни, что не могло не радовать. Была и обратная сторона медали: эти признаки жизни проявлялись в виде зуда в кончиках пальцев, гипертрофированной чувствительности, когда малейшее прикосновение к коже невыносимо, и спазмов, зажимающих в тиски каждый мускул ниже локтя.

Из-за раны в лопатке я не могла контролировать трапециевидную мышцу. Попытки взять что-либо правой рукой давали сомнительный результат, а о том, чтобы хоть немного поднять ее через сторону, можно было смело забыть.

Спина вокруг раны была натянута и уязвима, хотя сама кожа потеряла чувствительность. Поэтому я боялась перегрузить спину, боялась, что кожа разорвется. Внутри все было как-то криво и неудобно, как в рубашке, застегнутой не на те пуговицы. От одной мысли о том, что мне предстоит задействовать мышцы спины, чтобы опираться на костыли, организм норовил хлопнуться в обморок.

Наступать на левую ногу я тоже не могла. Пуля вошла в подколенную мышцу сзади и вышла сквозь четырехглавую мышцу спереди. Только чудом она не задела по пути ни кость, ни артерии, ни крупные нервы, но даже так в голени я ощущала не больше сил, чем дряхлая курица.

В итоге физиотерапевт дал мне один костыль для левой стороны и медленно шел рядом со мной, пока я ковыляла по коридору — всего шагов шесть, — привыкая к новому способу ходьбы. Всю дорогу я волокла левую ногу по полу и чуть не прокусила себе нижнюю губу, пытаясь не разреветься просто от того, что за эти нечеловеческие усилия полагается столь ничтожная на первый взгляд награда.

Одна из медсестер нашла мне стул, на который я тут же рухнула, а физиотерапевт держал меня за руку, пока я тряслась и жадно ловила ртом воздух, подобно марафонцу, достигшему финиша, и изучала огромный путь, который мне предстояло проделать снова до вожделенной кровати.

— Тебе предстоит долгая дорога обратно, Чарли, — до отвращения жизнерадостно сообщил мне врач, — но тебе повезло, что ты вообще с нами, так что все придет, если будешь как следует работать над собой.