Книга Русская Африка - Николай Николаев

Первый поток беженцев, эмигрантов, противников большевистского режима и просто не согласных с новыми порядками на родине Марокко не достиг, остановившись в соседнем Алжире. Тем не менее уже в 1921 г. и в Марокко появились русские. Речь идет о завербованных в ряды французского (а позже и испанского) Иностранного легиона. Массовая вербовка бывших деникинцев и врангелевцев во французский Иностранный легион началась в самом конце 1920 г. Проводилась она в Турции, куда устремился главный поток беженцев с Северного Кавказа, Украины, из Крыма. При заключении контракта сразу выплачивались 500 франков — сумма по тем временам значительная. Контракт сулил сытую и беззаботную, как казалось, жизнь и, будучи продленным, давал право на приличную военную пенсию и ряд других льгот. Минимальный срок службы устанавливался в пять лет; по обоюдному согласию он мог быть продлен до 10 и даже 15 лет. В январе 1921 г. первые завербованные были размещены в учебном лагере близ Константинополя, где провели два месяца. Затем их партиями стали отправлять в различные французские владения. Первая партия из 300 человек 23 марта 1921 г. отбыла в Алжир, где в городе Сиди-Бель-Аббес (департамент Оран) находился главный центр Иностранного легиона, дислоцированного в основном в Магрибе.

Позднее, в 20–30-е годы, Иностранный легион (французский и испанский) пополнялся за счет русских военных, прибывавших из Западной Европы, с Дальнего Востока, а также из различных стран Африки. Спрос на бойцов бывших белых армий возрастал в те годы, когда в той или иной стране, находившейся под властью Франции или Испании, местное население поднималось на борьбу против иноземного господства. А подъем антиколониального движения наблюдался в то время во многих владениях обеих метрополий. Особенно активно повстанцы действовали в Сирии и Марокко, а также в Мавритании. В том же Марокко французские (и испанские) военачальники смогли завершить совместные операции по замирению воинственных берберов лишь к середине 30-х годов. Но и после этого колониальные власти чувствовали себя неуверенно. Требовалось постоянное присутствие мобильных воинских контингентов, в первую очередь Иностранного легиона, специально натренированных для боевых действий в колониях, в особенности в труднопроходимой горной и пустынной местности. Помимо профессиональных военных в легион вступали гражданские лица призывного возраста, в частности бывшие студенты.

В 1923 г. пражский эмигрантский журнал «Студенческие годы» писал, что в Иностранном легионе служило около 300 студентов. Служба в колониях проходила в тяжелых условиях. Легион, утверждал журнал, в большинстве своем состоял из деклассированных элементов многих наций. Порядки в них были близки к тюремным. В журнале с тревогой сообщалось об участии студентов-легионеров в боях, о первых жертвах.

Долгие десятилетия советский читатель питался мифологизированной информацией об Иностранном легионе. Причина проста: отсутствовал доступ к первоисточникам. Между тем уже в 30-е годы в эмигрантской прессе печаталось немало материалов о легионе и о русских в легионе, материалов, достаточно объективных.

В 1927 г. некий капитан М., бывший гвардеец, дал интервью «Иллюстрированной России». Сам он прослужил в Иностранном легионе пять лет. Ныне русских в легионе стало меньше, сообщал он. Срок контрактов у многих из них истекает в 1927 г. Иное дело — прежние годы: в некоторых полках было до 80 % русских. Еще в 1921 г., продолжал капитан, началось «наше засилье». Беженцы в Галлиполи и Константинополе записывались в легион массами. Подавляющее большинство составляли бывшие офицеры (30 %) и казаки. Русские, по словам капитана, пользовались отличной репутацией у командования, товарищей-легионеров, у местного населения. Некоторые русские офицеры прошли стажировку в Сен-Сире и занимали командные должности наравне с французами. В легионе поддерживалась дисциплина, но не более строгая, чем в царских гвардейских полках. Он отмечал изменения к лучшему в составе легиона, нравов легионеров, резкое сокращение числа авантюристических элементов. А. П. Лукин, один из первых историков военной эмиграции, подтвердил в той же газете некоторые факты, изложенные в интервью капитана М. Он назвал 1921 г. «историческим» в жизни Иностранного легиона в том смысле, что в него сразу вступили 6500 русских воинов — офицеров, солдат, казаков. Но и десять лет спустя в легионе все еще насчитывалось 2–3 тысячи россиян.

Почему в газетном интервью была опущена фамилия капитана-легионера? Надо думать, не совсем удобно было бывшему офицеру императорской гвардии, наверняка дворянину, афишировать факт платного наемничества. Но жизнь заставляла многих достойных людей забывать о гордости и идти в наемники.

Служили русские и в испанском легионе. Однако связанные с этим факты относятся скорее к политической жизни Испании второй половины 30-х годов, чем к нашей теме. К тому же они приводятся чаще писателями, нежели историками. Впрочем, у литературных героев всегда есть реальные прототипы. Так и в нашем случае. Тот же А. П. Лукин напечатал в 1933 г. повесть «Дон Мигуэль», в ней выведены два летчика русской морской авиации из испанского Иностранного легиона. Прообразом одного из них считается H.A. Рагозин, дослужившийся в испанской авиации до чина подполковника. В 1923–1926 гг. он участвовал во франко-испанской войне против мятежных марокканских племен — рифов. Кстати, в этой войне сложили голову десятки (а может быть, сотни) ее русских участников во французской либо испанской форме. В 1930 г. парижский журнал «Часовой» поместил фото памятника погибшим в Марокко легионерам из 1-го кавалерийского полка. На нем высечены 16 русских фамилий. Но ведь погибших было больше. Сколько именно? И всем ли поставлены памятники? Не знает никто. Писатель Лев Никулин, побывавший в 1929 г. в испанской зоне Марокко, посетил среди прочих мест военное кладбище в Сеуте. Поразили его выбитые на надгробиях имена легионеров: «…лежат рядом Мюллеры, Сидоровы, Дюпоны, Смиты».

Да, многие писали о легионе, и писали по-разному. Вспомним З. М. Пешкова. Получив французское гражданство, он несколько лет прослужил в легионе, в частности в Марокко и Алжире, имел чин капитана, командовал сначала ротой, потом батальоном. Весной 1925 г. его полк был брошен на усмирение берберских племен, не признававших власть Испании и Франции. Так, батальон под командованием Пешкова оказался в провинции Таза (Северное Марокко) для ведения боевых действий против армии независимой Республики Риф. В батальоне были представители 26 национальностей. Об умонастроениях Пешкова во время войны против рифов читатель сможет составить собственное мнение, ознакомившись с его книгой «Иностранный легион в Марокко», вышедшей в Париже в 1927 г. Полностью на русский язык книга не переводилась.

Но наш читатель перестроечной поры успел получить представление о ней по обширным фрагментам, которые ввел в оборот биограф Пешкова М. Я. Пархомовский.

Характерно письмо трех легионеров из Тадлы (2-й полк Иностранного легиона). Они писали: «Русские легионеры, оторванные от родины, заброшенные судьбой в дикие пустыни Африки, с трудом получающие русское печатное слово, редко слыша родную речь, просят дорогих соотечественников откликнуться на их просьбу и помочь посильно присылкой русской литературы. Также будут очень рады переписываться и делиться впечатлениями с русским людьми».