Книга Провинциальная «контрреволюция». Белое движение и гражданская война на русском Севере - Людмила Новикова

Вскоре последовала смена командования войсками Антанты на Севере, после чего более осторожные действия стали частью новой тактики союзников. Из-за протеста американского правительства против вмешательства Пуля во внутреннюю политику Северной области и его действий, противоречивших меморандуму президента, он был отозван на родину[459]. Генерал Уильям Эдмунд Айронсайд, сменивший 14 октября 1918 г. Пуля во главе союзных войск, привез с собой новые инструкции британского генерального штаба, которые предписывали ограничить военные операции обороной и содействием подготовке русских вооруженных сил[460]. Айронсайд, только недавно командовавший бригадой на Западном фронте мировой войны, лично также был склонен к более осторожным действиям. Он считал необходимым предварительно закрепить имевшиеся позиции, усилить численность войск за счет местных мобилизаций и согласовать планы кампании с наступлением белых сибирских войск. В итоге союзные отряды, занявшие к концу осени 1918 г. главные уездные центры губернии, включая второй по величине после Архангельска город Шенкурск, окопались в снегу, выстроили блокгаузы и остались пережидать долгую северную зиму, страдая от вшей, нехватки папирос и однообразного питания из сухарей и привозных консервов[461].

В то время как Айронсайд занимался укреплением рубежей для затяжной зимней кампании, изменившаяся международная обстановка поставила под вопрос само продолжение интервенции. 11 ноября 1918 г. заключенное на Западном фронте Компьенское перемирие положило конец мировой войне. Поражение Германии окончательно лишило интервенцию в России ее первоначальной и главной цели и вызвало новые политические колебания в союзных столицах. Означает ли конец мировой войны также окончание союзной интервенции или в Россию должны быть направлены новые войска Антанты? Каковы новые цели союзной политики в России? Ответов на эти вопросы не знали тогда ни главы союзных держав, ни командование экспедиционным корпусом на Севере, ни солдаты.

В первые недели после перемирия с Германией в союзных кабинетах царила растерянность. Правительства Антанты не могли объявить большевиков главными врагами союзников и направить в Россию новые союзные контингенты для массированной атаки против Советского правительства. Этому мешала демобилизация армий, отсутствие денег в казне и ширящееся возмущения против интервенции среди общественности стран-союзниц, в особенности в рабочих кругах[462]. Не могли они и провозгласить кампанию в России законченной и вывести войска с российской территории, так как многие лидеры Антанты разделяли мнение об опасности большевизма. Кроме того, им казалось морально неприемлемым бросить просоюзнические правительства на произвол судьбы, как только они перестали быть полезны[463]. Вывод войск с Севера России был и практически неосуществим до возобновления навигации по Белому морю в конце весны 1919 г. Поэтому в первое время союзная политика в русском вопросе продолжала оставаться неопределенной, решение было отложено до открывавшейся в Париже в январе 1919 г. мирной конференции.

Тем временем военное положение союзников на Севере становилось все более опасным. После Компьенского перемирия и зимней остановки регулярного сообщения с Архангельском, отрезанным льдами от внешнего мира, союзники перестали присылать на Север новые войска. Белая армия по-прежнему практически не существовала, так как первые русские части только заканчивали обучение. Однако противостоявший им красный фронт быстро укреплялся. Уже в ноябре красная 6-я армия, несшая оборону на Архангельском участке, усилилась до 10 549 штыков и продолжала расти. Оборону Мурманского участка нес правый фланг формирующейся 7-й армии[464]. Усиление красных частей наглядно проявилось в феврале 1919 г., когда они отбили у союзных и белых войск город Шенкурск[465].

Еще бóльшую проблему для союзного командования представляла быстрая деморализация среди союзных экспедиционных сил. Союзные солдаты и офицеры верили, что окончание войны на Западном фронте положит конец кампании в России. Вера эта была настолько велика, что, когда в середине ноября 1918 г. на Север пришли сведения о перемирии с Германией, за красный фронт был направлен союзный аэроплан. Он разбрасывал листовки с сообщением, что немцы вышли из борьбы, и с призывами сложить оружие. Участники интервенции, видимо, искренне полагали, что большевики держатся у власти только за счет немецкой поддержки и что поражение Германии заставит их прекратить сопротивление[466]. Когда же красные атаки только усилились, союзные войска перестали понимать, за что и против кого они воюют в России[467].

Зимой 1919 г. в союзных частях на Севере России участились беспорядки и отказы участвовать в боевых действиях[468]. В феврале 1919 г. на Мурманском фронте рота французских лыжников отказалась вернуться на боевые позиции. На Архангельском фронте деморализация во французских частях привела к тому, что к концу марта они были большей частью отозваны с боевых позиций и арестованы или направлены на тыловые работы[469]. В конце февраля отказались воевать солдаты батальона британского Йоркширского полка[470]. В марте с протестом против возвращения на боевые позиции выступила рота американского 339-го полка. Даже боеспособные части составляли петиции, протестуя против продолжения борьбы после выхода немцев из войны[471]. Хотя командованию пока удавалось восстанавливать дисциплину, оно уже не считало возможным продолжать обширную кампанию имеющимися силами[472]. Тем временем американский дипломатический представитель телеграфировал в Вашингтон, что войска вообще возможно держать в России не дольше июня, иначе может произойти бунт[473].