Книга Омут - Сергей Яковенко

– Таня что-то такое говорила.

– Ну, психиатры это. В-основном студенты там всякие, которые на психиатров учатся. Типа практика у них такая. Ну, или на повышение квалификации из других городов приезжают уже практикующие медики. Причем, по документам – это самые настоящие пациенты. И выписываются они тоже, как пациенты. Только абсолютно здоровые. Не придерешься. Типа мертвых душ, только живые. Они вклиниваются в доверие, базарят с тобой постоянно о чем-то, в друзья набиваются. Им не сложно, их этому годами учат. Ты им вываливаешь все, что у тебя в душе накипело…

– Типа, как ты мне сейчас, да?

Леха запнулся.

– Да ладно, сосед, – в его же манере сказал я и улыбнулся, – Не ссы. Я нормальный псих. Настоящий.

– Знаю. Потому и говорю тебе все это. Я вчера вечерние новости смотрел. В полночь повтор показывали. Интересно было, о чем вы с Танькой говорили. Ты правильно этого мудилу вальнул. Знал я его. Приходилось по жизни пересекаться. Падла та еще. Сам завалить хотел сучару, да не успел. Сюда упекли.

– А ты не думаешь, что Татьяна тоже была из этих? Ну, из подсадных.

– Хрен ее знает. Может и была. Хотя она тут долго прожила. Месяца четыре, наверное, не меньше. Ее в начале лета к нам подселили. Вечно цеплялась ко всем, в друзья набивалась. Не нравилась мне она. Слишком правильная, что ли? Я вот, например, говнюк говнюком. Но если по понятиям что-то надо раскидать, то совесть – мое мерило. Никогда никого не подсирал и подсирать не собираюсь. Принципы таки, если хочешь. А Танька – эта и вашим, и нашим. Лезет в душу, поддакивает, кивает понимающе, а потом хлоп – и с Регеций уже о чем-то перетирает по-тихому. Если хочешь мое мнение – я бы ей на твоем месте не доверял. Не Регеций, имею ввиду. С этой и так все ясно. Я про Таньку.

– Я понял, – сказал я, сглатывая комок.

Есть больше не хотелось. Я выпил стакан сока и уставился в окно.

– Да ладно тебе, сосед! – попытался воодушевить меня Леха, – Че ты хандришь? Ну, телка, как телка! Мало таких, что ли? Тем более не красавица. Тут и получше встречаются. Я тут недавно такую шмару замолодил! Ух! Огонь! Она меня за ночь три раза будила! А утром просыпаюсь, а она уже того. Типа, выписали. Как и Таньку твою. Студентка, наверное. Красивая сучка! Не парься, короче. Найдем тебе невесту. А с Регеций много не базарь, отмазывайся как-нибудь. Сломает она тебя. Мнительный ты очень. Здесь таких любят ломать.

– Спасибо.

– Будешь должен.

– Я с тобой еще за вискарь не рассчитался.

– Не боись, я записал в долговую книгу.

– Слушай, а зачем ей все эти танцы с бубнами? Как думаешь? Я имею в виду студентов этих.

– Ну, ты, билн, лошара, – прыснул Леха, – Ты че?

– Из-за грантов?

– Бля, ну а из-за чего же? Я же говорю, осмотрись вокруг! Какая в жопу экспериментальная психиатрия? Она себе дом построила и вторую докторскую уже строчит на этой теме! Ты посмотри, сколько у нее власти, сколько пафоса! Про бабки я вообще молчу! Это само собой. Даже не обсуждается. Она тут богиня, бля, олимпийская! Повелительница человеческих душ! Причем, направление выбрала соответствующее. С кем попало не работает. Ну, с шизами, параноиками там всякими. Не интересно ей. Они ж не понимают, что над ними специально издеваются. Она выбирает тех, кому не похер на ее издевательства. Мнительных. Тех, кто в душе остался ребенком. Любит, падла, рыться во внутренностях. Кайфует. Она ж садистка, Колян! Ты до сих пор не вкурил?

В начале беседы все это казалось мне если не бредом, то весьма маловероятным. Но чем больше я слушал Лехины доводы и сопоставлял их с тем, что уже успел здесь увидеть, тем отчетливее понимал, что он, скорее всего, прав. Волосы зашевелились и встали дыбом. Меня слегка передернуло.

– И что теперь делать? – спросил я.

– Пердеть и бегать, – буркнул Леха, – Не знаю, что делать. Тут либо сваливать надо, либо вешаться к херам. По-другому выйти не получится. Это я непробиваемый. Мне вообще все похер. Может не настолько спэс, как другие. Не знаю. А если бы был, как ты, например, то еще в первую неделю вилку в столовке спер бы, и вены в ванной вскрыл. По крайней мере, мысли такие были, – он отставил в сторону пустую тарелку и принялся за сок, – Только бежать, сука, некуда. Вот в чем беда. Да и смысла нет. Найдут по-любому, к гадалке не ходи. Эта сука, ментам не заявляет. Каких-то своих людей подключает. Платит им, само собой. Те вычисляют на раз. Был тут один такой бегун марафонский. Вася Конарев звали. Два раза бегал. Первый раз вернули через день. Избитый весь, челюсть сломана, зубов половины нет. Месяц на ноги вставал, кушал через трубочку. Как окреп, сразу опять свалил. Неделю не было видно. А потом смотрю, а его на прогулку выводят. Смирный такой. Глаза пустые, в одну точку смотрят, изо рта слюнка на воротник капает. А он сидит и солнышку улыбается. И Регеций вокруг него пляшет, наслаждается зрелищем. Вот и весь Вася Конарев. Зашел в один прекрасный вечер к себе в комнату, набрал полную ванную тепленькой водички и уснул навсегда. Утром выловили его и, как положено, вперед ножками, с почестями вынесли. Ты теперь, кстати, в его почетной резиденции отдыхаешь.

– Блин, этого мог бы и не говорить, – брезгливо поморщился я.

– Ну, вот видишь. Говорю же, мнительный!

– Ты не такой?

– Колян, да мне вообще похеру! Меня, чтобы до веревки довести, надо не знаю что сделать, – он засмеялся, – Опустить на зоне, наверное. Не меньше. Но с этим проблем нету. На зоне я в авторитете. Так что хер им, а не веревка. И тебе советую возложить на них с прибором. Иначе сожрут.

Леха подозвал официанта и попросил добавки. Мне захотелось остаться в одиночестве, поэтому я извинился и ушел к себе в комнату. Открыв дверь, чуть не подпрыгнул от неожиданности. На кровати сидела Татьяна.

– Привет, – холодно сказала она.

– Привет, – тихо выдавил я, совершенно сбитый с толку, – Ты откуда здесь?

– Аглая попросила с тобой поговорить.

– Давай поговорим. Чай сделать?

– Нет. Некогда. Меня такси ждет. Поезд через час.

– Какой поезд?

– Электропоезд! – рявкнула Татьяна и скривилась, – Может, хватит уже пустых расспросов? Просто слушай и ничего не спрашивай. У меня нет желания опять строить из себя дебилку.

У меня перехватило дыхание, а в груди снова появилась тупая боль. Я присел, но не на кровать, а прямо на пол.

– Я практикантка. Студентка. Учусь на психиатра в Киеве. Пишу диплом по СПС. Меня Тамарой зовут, а никакой не Татьяной. С тобой вошкалась только для того, чтобы в интернатуру попасть. Мне обещали должность в моем городе, если заплачу и пройду четырехмесячную практику в Харькове. На тебя мне глубоко насрать, как, собственно, и на всех остальных дебилов в этом дурдоме. Мало того, не могу не сказать: ты мне отвратителен до икоты. Слабый, вечно ноющий, трусливый и мерзкий дебил! К тому же еще и убийца, – она скривилась, помолчала а потом прошипела, – Гнида. Такого специалиста убил! Ты знаешь, что это был за человек? Тебе до него, как до Луны раком! Я еле дождалась, когда ты уснешь, чтобы поскорее свалить! Хорошо еще, что трахнуться не согласился, а то я, наверное, не пережила бы. Ненавижу тебя, мразь! Искренне желаю, чтобы ты сгнил в этой камере смертников заживо! Адьёс, придурок!