Книга Отдел - Алексей Сальников

Сергей Сергеевич задал явно риторический вопрос, и так было ясно, что ничего хорошего с бравыми вояками не стало, но Игорь спросил: «И что с ними стало?»

Сергей Сергеевич похрустел стулом. «Надо сброситься было и кресло ему купить на Новый год», — подумал Игорь, потому что его нервировал этот деревянный хруст, Игорь стал подсчитывать дни до двадцать третьего февраля.

— Шнурок на двери ты сам видел, — сказал Сергей Сергеевич. — Скосило парня только в путь. Причем он на жену не орал, семьянин такой основательный был. Вроде как стальные нервы. После первого дела не пытался, в отличие от некоторых, машину заблевать. И тут — на тебе. До него был еще. Тоже, хоть при нем шеи ломай, казалось, он и сам готов допрашивать и шеи ломать, на две ставки, так сказать. Ан нет. С такой же спокойной харей, с какой допрашивал, пытается перестрелять весь персонал. Мало приятного, я тебе доложу. Тогда еще с Фи… с Мишей и Игорем Васильевичем третий работал, вот. Теперь у нас двое головорезов в отделе осталось. Фил, наверно, тоже скоро с катушек съедет. Это, наверно, не очень хороший знак, когда человек на работе живет. А еще, короче, один, до этого стрелка, работал-работал, а потом херакс — и пропал. Оказалось, сбежал в деревню к дальним родственникам. Еле нашли. Трогать не стали. Если разобраться, что его трогать? Что он там расскажет? Там такой контингент, что он на фоне деревенских теряется. Один рассказывает, что с Фиделем Кастро за ручку здоровался, другой — что он бывший футболист советской сборной, третий — что у него домовой живет. Так что, если ты намылишься деру давать, убегай в деревню. Только не надо этих драматичных самоубийств, мук совести и попыток решить все одним махом тем или иным способом. Тебе, может быть, покажется, что я шучу, но у нас и без этого реально опасная для жизни работа. Мы тут на волоске висим на таком тонком, что все бы обосрались, если бы узнали, насколько этот волосок тонкий.

Игорь недоверчиво поднял глаза на Сергея Сергеевича, тот, как бы добавляя веса своим словам, внушительно покивал.

— Я к чему все это говорю, — продолжил Эсэс, — я к тому, что ты, вроде, рохля такой. Но если трудно тебе будет, ты попсихуешь, как-то порефлексируешь дома и на работе, настроение всем попортишь своей кислой миной и нытьем, но при этом ты дело делаешь. Ты, хотя это сомнительный комплимент, даже на допрашиваемых действуешь успокаивающе одним своим видом.

— Это, правда, сомнительный комплимент, — вякнул Игорь, на что Сергей Сергеевич ухмыльнулся.

— Воооот, — Сергей Сергеевич собирался с мыслями, пока тянул свою «оооо». — А, вот. Про Сашу. Про Александра нашего, Сергеевича. Про наше все. У него тут друг наконец-то появился. Это глупо, конечно, звучит, что меня такое заботит. Но, знаешь, парень молодой, вся жизнь впереди, а окружают его, в принципе, психи. А тут ты. Он же как раньше к людям относился? Мне все по херу, у меня папа — большая шишка. Или мы к нему так относились, сейчас уже не разобраться. Мы, в конце концов, не психоаналитики, чтобы во всем этом копаться. Язвы как-то в нем меньше стало. Еще так совпало, что ты сына своего привел и ему на попечение отдал. Ему, знаешь, мать с младшим братом не доверяет оставаться, все ей кажется, что он его или на наркотики подсадит, или плохим словам научит. А тут еще все офицеры, а ты все же больше из финансовой сферы. Иногда самих-то военных начинает от самих себя плющить, а человека, такого штатского, как Саша, вообще плющило. Он себя, наверно, этаким хиппи представлял в логове хищной военщины. Ты же — переходная стадия от нормального человека до госслужащего в погонах.

Игорь знал, что он числится неким воякой, но его всегда интересовал вопрос, в каком он все-таки звании. В удостоверении было написано «оперативный работник», однако звания не было указано, и его как человека, выбравшего в свое время определенную карьеру, не могло не интересовать количество виртуальных засекреченных лычек, как у него, так и у тех, кто с ним работал.

— В погонах-то в погонах, но мешает, что неизвестно, кто в каком звании, — признался Игорь.

— О, — воскликнул Сергей Сергеевич, — я на тебе, значит, зря крест поставил. Ты, значит, не на все сто процентов бухгалтер. Один процент милитаристского яда у тебя по крови гуляет?

— Я понимаю, — смешался Игорь, — что это все секретно, раз не говорят, но просто хотелось бы знать, кто тут главный, кто менее главный.

— Ну, понятно, — прервал его Сергей Сергеевич. — Сейчас я распишу всех по масти. Ты удивишься, но Миша и Игорь Васильевич тут в самых высоких званиях ходят. Но они пришельцы из другого ведомства, и поэтому, путем всяких сдержек и противовесов, главный здесь я. После меня идешь ты. Ты младше по званию Миши и Игоря Васильевича, но если меня пришьют, или я вареником, там, подавлюсь, то мое место займешь ты, и никто иной, а Миша и Игорь Васильевич будут также тебя слушать, как слушают сейчас меня.

«То есть никак», — подумал про себя Игорь.

— То есть никак, — угадал его мысль Сергей Сергеевич. — В самом младшем звании здесь находится Ринат Иосифович, его с прежнего места поперли за излишнее усердие, с понижением. Но он, как видишь, не жалуется. Его, по-моему, вполне устраивает; он потерял в звании, зато приобрел в зарплате. И тебя, и меня, и всех здесь он может купить и продать, купить и продать. Тоже как бы такое равновесие соблюдено. Так что ты перед ним нос особо не задирай.

Как несколько дней до этого Игорь ходил под впечатлением от обезлюдевшей квартиры — что после новогодних праздников, которые он плохо запомнил из-за постоянного опьянения, было особенно тяжело, — так и разговор с Сергеем Сергеевичем оставил ощущение легкой контузии. Его представление о работе отдела было гораздо проще: Игорь думал, что он находится не в роли заместителя главного, а где-то вровень с Молодым, по той простой причине, что отработал в отделе чуть больше двух месяцев. Игорь вообще предполагал, что его испытательный срок все еще не закончен и когда-нибудь его попросят из отдела по причине профнепригодности и общей вялости всего организма. В свете такой уверенности в себе Игорю оставалось надеяться, что Сергей Сергеевич будет эксплуатировать свою поношенную телесную оболочку лет до девяноста, а то и дольше.

Если на работе Игорь еще изображал, что разговор с Сергеем Сергеевичем подействовал на него благотворно, и даже домучил отчет о том, как допрашивал несчастную женщину и как она реагировала на каждый вопрос, то дома знание о том, какая на него может навалиться внезапная ответственность, не давало Игорю покоя, заслонив собой даже семейные неприятности.

Дошло до того, что жена, привыкшая к его периодическим звонкам, не выдержала радиомолчания и позвонила сама, выясняя, все ли с Игорем в порядке.

Игорь, понятно, не был в порядке. Не будучи в силах пить с той же силой, с какой бухал в праздники, Игорь начал убираться в квартире чуть ли не по два раза за вечер в рабочие дни, и раз шесть пылесосил и мыл полы на выходных. Сгоряча он перестирал все свои вещи, потом вещи жены, потом вещи сына. На телевизор в гостиной Игорь потратил несколько часов — он протирал его, потом замечал на экране какие-то новые разводы, и повторял процедуру, пока наконец ему не удалось взять себя в руки. Примерно то же самое он вытворял с кухонной, почему-то именно с кухонной, раковиной. Когда раковина была чиста, как в день ее установки, а может, даже чище, чем на заводе-изготовителе, Игорь принюхался к сливу и ужаснулся запаху. Он посветил зажигалкой в слив и содрогнулся, пошел в магазин чистящих средств и купил сразу несколько, чтобы уж наверняка, и не успокоился, пока сливная труба не была вычищена изнутри и снаружи.