Книга Пангапу, или Статуэтка богини Кали - Константин Стогний

Виктор вдруг вспомнил, как в Украине умеют наводить порчу и как люди страдают от сглаза. Он даже когда-то снимал об этом материал. Но сейчас было не до воспоминаний.

– Ладно, Пиа… Хуже журналистки может быть только нелюбознательная журналистка.

– А что же там?

– Я не знаю, но на острове пропадают люди, и об этом нам хорошо известно.

– Ты думаешь, что там… – Пиакор сказала свои слова шепотом и оглядываясь, будто боялась, что за ней кто-то следит и подслушивает.

Виктор в ответ качнул головой:

– База…

– Что будем делать? – глаза Пиакор загорелись.

– Для начала нужно потрясти Эбуму.

– Бесполезно. Хули ничего не скажет, – отрезала Пиакор.

– А посмотрим.

– Если это его тайна, он умрет, а не скажет.

– Не умрет, но скажет, – не сдавался Виктор.

– Живешь так, будто готовишься в следующий раз прожить нормально. А сейчас типа проверяешь, что да как, – завелась Пиакор.

– А ты – нет?

– Если сравнить мою жизнь с танцем, то я как толстая девочка в третьем ряду, которая вечно не знает движений и которой хлопает только мама.

Разговор прервали крики где-то в селении хули. Журналисты прислушались, глядя друг на друга.

– Там что-то случилось, – прошептала Пиакор.

– В джунглях будущее невозможно предсказать – его нужно создавать. Мы либо наблюдаем, как что-то происходит, либо определяем то, что происходит.

Виктор и Пиакор, обогнув банановую рощу, вышли на тропу, протоптанную охотниками хули, к сельскохозяйственным угодьям племени. Кукуруза и рис, завезенные на остров европейцами, были основным гарниром туземцев, и мужчины племени терпеливо и заботливо выращивали урожай, не допуская к этому занятию женщин, но сейчас эти мужчины решали какие-то важные вопросы и их голоса были слышны далеко в джунглях.

Хорошо возвращаться домой и знать, что тебя там ждут. Плохо возвращаться домой и знать, что тебя там поджидают. К приходу журналистов в поселок воцарилась тишина, на утоптанном «плацдарме», прямо у хижины старого Хоро, разворачивалось действо. Вождь племени вместе со старейшинами и шаманами грозно восседал во главе собрания. В первобытном танце, потрясая копьями, безмолвно кружились воины, выкрашенные желтой глиной. В середине круга, сидя на корточках, сидел верховный шаман Земит и что-то напевал. Виктор, который уже знал большую часть лексикона хули, стал прислушиваться и обнаружил, что ни слова не понимает. Его недоумение развеяла Пиакор:

– Это не ток-писин, – шепнула она Лаврову, – это собственный язык хули.

– Ты его знаешь? – так же тихо спросил Виктор.

– Премьер-министр Майкл Сомаре у нас – хули. Сейчас попробую перевести.

Земит, обладавший хорошим голосовым диапазоном, выдавал свою песню-заклинание, купаясь в энергетике благодарных зрителей, как Иво Бобул на концерте во Дворце культуры «Украина». Вот только текст был другим:

Голос духа чистый, как вода горной реки. Сердце духа большое, как луна, встающая из джунглей. Все, что не нужно хули, – заберут духи. Все, что очернили хули, – осветлят духи. Все, что загрязнили хули, – очистят духи. Праздник духа велик, как раковина шамана!..

– Они хотят убить Эбуму, – с ужасом произнесла Пиакор, отвлекшись от перевода песни.

– Почему?… – Виктор оторопел. «Только этого нам не хватало. Сожрут единственного свидетеля!»

Но Пиакор не ответила. Она продолжала переводить пение шамана.

Праздник духа велик, как раковина шамана. Он подует в раковину, и твое сердце остановится, Чтобы никогда не пойти снова. Духи заберут тебя к себе, но твое тело останется с нами…

Позади Земита лежал связанный Эбума. Он стал громко кричать, но его никто не слышал. Все слушали шамана. В стороне тихо плакала возлюбленная Эбумы. Она ничего не могла сделать.

– Вик! Они убьют его! – не выдержав, выкрикнула Пиакор. – Вик!

Виктор молчал. В его голове созрел план. Он подозвал к себе какого-то мальчишку из племени.

Двое папуасов поставили Эбуму на ноги и привязали его к большому столбу, врытому здесь же. Уже заканчивалась песня шамана, уже затянули вой женщины, и Эбума сник, понимая, что живым ему не вырваться. Изголодавшийся и жаждущий крови Земит, не скрывая удовольствия, встал в полный рост и подошел к Эбуме, посмотрев ему в глаза. Он потянулся за смертельной раковиной, висящей на шее… но не обнаружил ее. Оглянувшись в растерянности, шаман вскрикнул от досады и увидел проворного мальчишку, убегающего с его раковиной в кусты. Земит, решив закончить свое дело, выхватил из-за пояса костяной нож и замахнулся, а Эбума закрыл глаза и набрал полные легкие воздуха… В этот момент над шаманом просвистел тесак Виктора и вонзился в столб чуть повыше головы Эбумы с такой силой, что зазвенела рукоять. Колдун крякнул и присел от неожиданности… Виктор решительно вышел на центр круга.

– Эбума не умрет!

Виктор понимал, что рискует. Ему как новоиспеченному члену папуасской семьи, может быть, не все еще было позволено, а тем более когда дело касалось обычаев племени, уходящих корнями в глубину веков. Но дело того стоило. Это было не только спасением Эбумы, но и боевым самоутверждением большого белого человека в первобытном обществе. Виктор, может быть, и подсознательно, но желал этого.

Он сразу, не требуя объяснений, выдал пламенную речь на ток-писин, говоря о том, что убивать соплеменника нельзя. Кто в племени приносит самые вкусные плоды? Эбума. Кто приносит редкую рыбу? Тоже Эбума. Благодаря кому старики и женщины стали есть горячую пищу, от которой не пучит живот? Опять же, благодаря Эбуме.

Папуасы были поражены этим напором. Они еще не видели большого белого хули таким эмоциональным. Все молчали, и даже обычно активный шаман Земит молча стоял рядом и откуда-то из-под локтя Виктора бросал боязливые взгляды на лицо великана.

Один из старейшин племени, сидящий по правую руку от вождя, поднялся и впервые подал голос:

– Большой белый Хоро говорит правильно. Эбума настоящий друг и брат племени, но закон хули суров для любого… Закон говорит: если один хули обманул другого, он должен умереть.

– А приносить новое людям хули будешь ты? – бойко ответил старейшине Виктор.

Тот не ожидал такого вопроса и сел на свое место.

– Или ты? – спросил Виктор еще у одного старика, сидящего еще правее старого Хоро.

– Или ты? – громко спросил Лавров Земита.