Книга Перебежчики из разведки. Изменившие ход "холодной войны" - Гордон Брук-Шеферд

«Я прибыл в батальон в конце июля 1968 года. Он уже несколько недель принимал участие в маневрах Варшавского пакта, которые шли полным ходом. И вот 17 августа привезли сапоги. Тысячи и тысячи новых пар сапог выгружались с грузовиков. Земля была завалена ими – причем из чистой кожи, а не кирзовыми, которые мы всегда носили. И тогда я понял, что мы вот-вот перейдем границу. Советские “освободители” должны маршировать в настоящих кожаных сапогах. Нельзя, чтобы “освободителей” видели в плохой обуви».

На пути до Праги солдаты не могли не видеть, что и городские, и деревенские жители живут несравненно лучше, чем советские горожане и крестьяне. Это был один настораживающий фактор. Другой состоял в отношении к солдатам со стороны жителей Чехословакии. Вот как Резун это описывает:

«В самом начале нашего пребывания в Чехословакии всё шло по плану: в нас бросали помидорами, а мы стреляли в воздух. Но очень скоро все изменилось. Я не знаю, было ли это особой тактикой или спонтанным явлением, но люди начали относиться к нам иначе. Они стали мягче, и к этому наша армия… оказалась неподготовленной… Отсутствие враждебности к простым солдатам вызывало у них неверие в нашу официальную пропаганду, так как что-то не сходилось. Теория входила в противоречие с практикой. С другой стороны, в умах солдат появились и начали быстро набирать силу мысли о том, что контрреволюция – не такое уж плохое дело, если она позволяет жить людям лучше. Солдаты не могли понять, зачем такую красивую страну надо было загонять силой в состояние той же бедности, в которой жили мы».

Это были действительно святотатственные идеи. Неудивительно, что после операции 1968 года, как после Венгрии, основная масса выведенных войск была отправлена в реабилитационные центры или прямиком на Дальний Восток, чтобы выветрилась западная «отрава». Еще менее удивительно, что любой советский солдат, кто пытался проявлять солидарность с «освобождаемыми» и переметнуться на Запад, расстреливался без суда как дезертир (Резун был свидетелем одного такого показного расстрела перед строем после возвращения полка на Западную Украину).

Рассказ Резуна о продвижении в августе в Восточную Чехословакию и возвращение домой через Карпаты (после того как угроза дубчековского либерализма была снята) с военной точки зрения был интересен в одном: Советский Союз готовился к интервенции задолго. Например, Резун приводит такой факт: майор Журавлев, командир 508-го разведывательного батальона 6-й Гвардейской мотострелковой дивизии, войскам которой предстояло первыми вступить в Прагу, знал улицы столицы наизусть. Четыре месяца его батальон по планам, макетам и фотографиям осваивал город вплоть до последнего закоулка. До начала «Операции Дунай» (как было названо вторжение) все двадцать офицеров батальона совершили поездку в Прагу под видом обыкновенных туристов и ездили на автобусах по улицам, где им предстояло вести бронетехнику[59]. Резун пишет, что «Операция Дунай» была разработана за восемь месяцев до интервенции, то есть в январе 1968 года[60], когда ещё Брежнев обменивался с Дубчеком вежливыми, хотя и натянутыми улыбками. Однако долгие приготовления не спасли войска от путаницы и накладок во время интервенции. Так, все бронемашины «дружественных», то есть интервенционистских, войск должны были иметь белую полосу, а танк без такой полосы должен был считаться вражеским. Но в решающий день запасы краски иссякли, в результате возникли опасные недоразумения в ходе продвижения.

Лейтенант Резун считался обладавшим достаточным иммунитетом от опасности заразиться ненужными поветриями, тем более мыслью бежать на Запад. Так что после возвращения домой он остался в прежнем военном округе, и годы с 1968 по 1970 были самыми приятными в его военной карьере. Ему дали роту 66-й Гвардейской мотострелковой дивизии в городе Черновцы на румынской границе. Это было чудесное место с обилием вина, женщин и песен. Однако его сослуживцы не знали, что в душе этого образцового офицера на хорошей должности в идиллическом гарнизоне творится неладное. Сам он примерно двадцать лет спустя писал:

«Чехословакия оказалась для меня поворотным пунктом. Меня учили защищать свой народ. Но оказалось, что мы угнетаем другой народ, таких же простых людей, как мы сами. Каково было слышать чехов, особенно пожилых, когда они говорили: “Что вы делаете здесь? Мы помним настоящих освободителей 1945 года”. Я был в таком подавленном состоянии, что, будь я в западной части страны, а не в восточной её половине, я вполне мог бы сбежать тогда».

Но, как бы то ни было, он оказался в Советском Союзе и, несмотря на скрытое недовольство, продолжал свою карьеру. Однажды он отличился на учениях, и высокий офицер, наблюдавший за учениями, чуть ли не на месте предложил его в военную разведку штаба Приволжского военного округа. После года службы на новом месте он был направлен на три года в Военно-дипломатическую академию в Москве и почти сразу после этого в звании капитана – в женевскую резидентуру ГРУ. Это было завидное назначение. Женева, в высшей степени роскошный и космополитический город, благодаря нейтральному статусу Швейцарии и расположению там множества международных организаций, являлась ключевым центром разведывательной деятельности как Востока, так и Запада.

К этому времени он был уже семейным человеком. Еще перед академией начальство подталкивало его к тому, чтобы он женился. Жена его, Татьяна, восемнадцати лет, была дочерью офицера ВВС и работала в весьма секретном подразделении Приволжского военного округа. В Женеву они приехали с маленькой дочерью, а там у них родился и мальчик.

Пошел уже пятый год командировки, когда Резун совершил побег. Что же толкнуло его на это? Версия, которую он дал в своей книге, представляет собой художественный вымысел. По книге, дело происходило в Австрии, в Вене, и Резун сбежал в британское посольство из-за интриг в ГРУ и опасений за собственную жизнь. На самом деле Резун не работал в Вене, бывал там только проездом, и ничто не угрожало его карьере, тем более жизни. На самом деле всё происходило в Женеве, события развивались медленно и неоднозначно. Вот как он сам об этом говорит:

«Конечно, чисто материальный контраст с жизнью в Советском Союзе играл свою роль. С самого момента приземления в женевском аэропорту мы поняли, что приземлились в другом мире, мире неслыханного изобилия… Но были и другие вещи, помимо жизненного уровня, вызывавшие беспокойство. Я знал, что отзывы о моей работе отличные, и служебные перспективы выглядели в розовом свете. Но я все время чувствовал себя стоящим не на твердом граните, а на плывучем песке. Несмотря на чехословацкий шок, который навсегда оставил во мне след, Хрущев оставался моим кумиром, и я не мог поверить услышанному, когда узнал, что его сместили. Неприятный эффект усиливался тем, что на его место поставили Брежнева».

Хотя побег был совершен в 1978 году, капитан Резун начал прощупывать пути на Запад с первых дней пребывания в Женеве. Так, на одном из коктейлей в женевской штаб-квартире ООН Резун подошел к приглянувшемуся ему американскому дипломату и в разговоре упомянул про Брежнева, что это «не слишком умный человек». Другой бы, услышав такое от советского дипломата, принял это за прозрачный намек и затеял шпионскую игру, Но Резун выбрал не того человека. Американец просто согласился с ним, и на этом кончилось.