Книга "Мессершмитты" над Сицилией. Поражение люфтваффе на Средиземном море. 1941-1943 - Йоханнес Штейнхоф

Аэродром около Салеми был рядом с той фермой, которая так досадила «киттихаукам». Без сомнения, противник принял ее за опорный пункт, но с таким же успехом он мог искать нас где-нибудь еще. Взлетно-посадочная полоса около Корлеоне была не чем иным, как последним убежищем на случай, если мы должны будем покинуть Трапани, но все же продолжать оставаться в западной части острова.

– Мы вылетим на передовую взлетно-посадочную площадку около Салеми! – прокричал я Корну. – Хочу как можно скорее узнать, сколько готово самолетов.

Часть из нас могли бы отправиться сейчас, а все еще обслуживаемые самолеты последуют за нами позже. Это подразумевало, что мы будем лететь группами слишком малочисленными, чтобы сформировать жизнеспособный боевой порядок. По пути на запад мы намеревались выполнить штурмовые атаки плацдармов высадки десанта. Я не видел Уббена, который командовал моей 3-й группой, с момента нашего прибытия в Джербини. Он по телефону доложил о присутствии своей группы, рассказал о бое над Этной и теперь готовился вернуться на Сардинию. Его приготовления шли с такой же скоростью, что и наши, так как все мы хотели как можно быстрее покинуть нашу незащищенную позицию, прежде чем враг сбросит на нас очередную порцию бомб.

Лютцов пришел, чтобы попрощаться.

– Я направляюсь в Катанию, – сказал он. – Обязательно сообщу генералу о том, как у вас обстоят дела. Если бы только фюрер дал нам разрешение эвакуироваться с острова.

«Фюрер, – подумал я рассеянно. – Да, конечно, фюрер!» Но в этот момент враг казался более важным. «Согласится ли враг, – спросил я себя, – разрешить нам эвакуироваться с острова?»

На этот раз, когда мой самолет оторвался от земли, чтобы перенести меня к Трапани, чувство большого облегчения, которое возникало у меня всякий раз, когда я покидал Джербини, полностью отсутствовало. Возможно, отсюда мы в последний раз вылетали, поскольку конец был очень близок. Даже если бомбежки внезапно прекратятся, пройдут недели, прежде чем мы сможем начать эффективные атаки, такую испытывали нехватку всего необходимого для действий истребительного подразделения – квалифицированного персонала, запчастей, боеприпасов и даже бензина, – и ясно, что мы могли взлетать только с тех немногих передовых взлетно-посадочных площадок, до которых транспорт добирался лишь ценой огромных усилий. Мы были свидетелями, как на этом театре подтверждались слова, процитированные Тонне: «Уничтожение одних военно-воздушных сил другими может гарантировать последним беспрепятственные действия и безопасное развертывание их наземных войск». Без сомнения, этот наш вылет покажет американцам, что с нами еще не покончено, – он будет стоить врагу нескольких жизней и принесет разрушение части его оборудования, – но по сравнению с тоннами бомб, которые он сбрасывал на Сицилию, это будет иметь небольшое значение.

Позади меня были лишь девять «мессершмиттов». Остальные должны были вылететь из Джербини, как только их обслужат, и присоединиться к нам на передовой взлетно-посадочной площадке. Мы ни в каком смысле не были большой группой; немногие самолеты, имевшиеся в нашем распоряжении, были бесполезны против вражеских бомбардировщиков, ощетинившихся пулеметами. Возможно, мы смогли бы в ходе «собачьей схватки» сбить несколько истребителей, но и числом, и качественно эти самолеты превосходили наши.

Небо на западе стало серо-стальным, и грозовые тучи начали формироваться над центральным горным массивом острова. Ориентируясь по карте, расстеленной на коленях, я держался на краю стены облаков, не теряя направления. Около Энны, которую можно узнать по обширным руинам castello Hohenstaufen[110], я повернул на юг, чтобы выйти к заливу Джелы. Видимость была плохая, а облачность настолько низкая, что я убрал газ, когда летел вниз над длинной долиной. Я знал, что американцы продвигались вверх по этой долине на север и что если я хотел достигнуть побережья, то мне придется остерегаться их внимания. Сначала я держался подальше от дороги, ближе к склонам, которые исчезали в тумане над головой. Внезапно меня окружили нити трассеров. Они напоминали фейерверк, когда поднимались ко мне, неслышимые из-за гула моего двигателя. Это была красивая картина, но в любой момент она могла стать смертельной. Я применил полный форсаж и помчался вниз над долиной, выполняя серию энергичных противозенитных маневров.

Неожиданно поток ливня ударил в мое ветровое стекло, в течение нескольких секунд я вообще ничего не видел. Затем завеса облаков резко разошлась, показав белый пляж Джелы, на котором я недавно встретил итальянский сторожевой патруль. Я выполнил правый разворот, чтобы обойти пляж и неизбежный зенитный огонь с эсминцев и десантных судов. Теперь я был в сотне метров над шоссе, которое шло параллельно берегу, летя сквозь непрерывный град трассеров. Позади меня, словно привязанные нитью, держались остальные. Используя фактор внезапности, мы могли применить нашу огневую мощь максимально эффективно, прежде чем солдаты на земле успеют попрыгать в укрытия или артиллеристы прицелятся.

На шоссе, словно на параде, выстроились грузовики и танки, и, когда я пикировал, звук выстрелов моих пушек перекрывал шум двигателя, во рту у меня пересохло и на языке появился знакомый горький вкус. Для ведения огня у меня имелось только несколько секунд, и моя скорость стремительно росла, когда я начал атаку. Светящееся перекрестие прицела выделялось на фоне темной земли, и силуэты машин быстро мелькали в нем. Сильными ударами ног по педалям руля направления я пытался совместить светящийся круг и перекрестие прицела с шоссе и транспортом. В моем прицеле быстро вырисовывался большой танк, и мои снаряды ударялись о его броню, рикошетируя во всех направлениях. Прямо у меня перед глазами солдаты прыгали через борта грузовиков и растворялись в земле.

Перегрузка вдавила меня в парашют, когда я начал правый разворот с набором высоты и продолжил свой безрассудный полет над прибрежным шоссе. Наклонив голову вправо, я посмотрел над бронированным заголовником и через боковое плексигласовое окно вниз на шоссе, которое бежало позади меня, словно на ускоренной кинопленке. Там горели машины, пушечные снаряды взрывались на дороге, и джипы подпрыгивали над землей во время дикой гонки по открытой местности. Эта захватывающая картина давала каждому из нас обманчивую мысль о нашем превосходстве. Я выполнил левый вираж и, все еще глядя назад, увидел один из наших самолетов, который летел низко – слишком низко! – пока не врезался в одну из машин в колонне и немедленно взорвался. Куски металла и столб пламени взметнулись на высоту дома.

Это было то, что мы называли «огненным тараном», причиной которого мог стать зенитный огонь или случайное столкновение с землей. Такую смерть, эффектную и ужасную, можно было увидеть лишь мимолетно, краем глаза. Каждый слышал лишь гул собственного двигателя и в наушниках – стаккато боя. Как в немом кино, огромный взрыв, казалось, не произвел вообще никакого шума. Так же было, когда фельдфебель Мейер, срезав верхушки деревьев, упал в лесу около Новгорода; когда лейтенант Беренс, словно огненный шар, прокатился по центру колонны русских армейских грузовиков; когда обер-фельдфебель Штумпф на выходе из пике потерял крыло и разбился в степи среди вражеских танков.