Книга Генерал В. А. Сухомлинов. Воспоминания - Владимир Сухомлинов

Это жестокое наказание не оправдывалось какими-либо соображениями касательно обучения или местными хозяйственными условиями, а было исключительно какой-то жаждой мести оскорбленного начальника.

Это был чистейший садизм, желание мучить людей.

По приказанию генерала на несколько верст в глубину приказано было вырубить площадку и разбить на ней лагерь для батальона.

Всю эту каторжную работу я осмотрел и был поражен тем, сколько труда и человеческих усилий ушло на то, чтобы преодолеть все препятствия, которые при этом встретили саперы. Между двумя хребтами пришлось, например, проложить дорогу по таежной топи. Одна рубка гигантских деревьев чего стоила, чтобы получить для лагеря площадку, на которой потом оводы и комары доводили людей до отчаяния.

Там же на месте я приказал закрыть этот инквизиционный лагерь и вывести саперов на место, возможное для существования.

Тот же человеколюбивый генерал согласился с постройкой казарм на отведенной городом бывшей свалке. Когда в них помещены были войска, то совсем новые здания стали разваливаться, не имея под собой прочной почвы. Какие были при этом санитарные условия, можно себе представить…

Со столицей Сибири, Иркутском, довольно богатым городом, стала конкурировать Чита. Эта сибирская Москва начала расти не по дням, а по часам, соперничая с Иркутском. Мне пришлось воспользоваться этим для того, чтобы двинуть дело постройки постоянного моста через красавицу Ангару, отделяющую город от железнодорожного вокзала. Чистые как слезы, воды этой быстротечной реки два раза в год, весной и осенью, нарушали беспрепятственное сообщение с такой жизненной артерией, как великий сибирский железнодорожный путь. Но отцы города упорствовали и тормозили проведение в жизнь проекта столь неотложно необходимого сооружения.

Когда, при моем отъезде, на вокзал явились представители города, я огорчил их заявлением, что переведу все части военно-окружного управления в Читу, если в ближайшее время не начнется строительство моста через Ангару. Несколько месяцев спустя у меня был уже в Петербурге инженер с утвержденным проектом моста.

* * *

Дальнейший путь мой лежал к чистенькому городу Харбину – центру нашего управления в иноземной стране. Там я познакомился с генералом Хорватом, энергичным и спокойным человеком, к сложному и своеобразному положению приспособившимся весьма практично.

Войск наших там не полагалось, и вместе с тем, под видом железнодорожной службы и пограничной стражи, там были наша пехота, артиллерия, конница, целый своеобразный корпус, размещенный в прекрасных казармах и помещениях в великолепно обставленных условиях довольствия.

По дороге из Харбина во Владивосток я выразил желание осмотреть какой-нибудь китайский город. Генерал Хорват избрал город, в котором, предполагалось, нет чумы. Со всеми китайскими церемониями я был встречен в нем; не припоминаю его названия – Фучен или что-то в этом роде. При осмотре одной кумирни на кладбище я открыл калитку и, увидев стоявшую прямо на земле массу гробов, спросил, что это такое.

Переводчик мне передал, что это умершие от чумы китайцы, ожидающие отправки на родину. Китаец должен быть похоронен там, где он родился.

Сопровождавший меня в поездке доктор был очень смущен этой картиной, но заявил, что чумной труп уже не может быть заразным. Тем не менее он просил меня покинуть этот город.

Сделать этого, конечно, было нельзя, так как я должен был отдать визит начальнику города.

В дальнейшем путешествии я испытал еще «удовольствие» тайфуна в пути, когда сильнейший ветер поднимает такую пыль, что солнце меркнет, все получает желтовато-красную окраску, а в воздухе летят песок и мелкие камешки.

На одной из станций мне доложили о том, что накануне была отбита пограничными стражниками партия хунхузов, пытавшаяся испортить путь. Преследование нашей конницей происходит в таких случаях на китайской территории, откуда они и появляются. Но дело это настолько уже обычное, что не вызывает никаких дипломатических недоразумений.

Какому-то китайскому генералу хотелось получить русский орден, и на одной из станций он выставил мне роту новых регулярных китайских войск. Отличное оружие новейшей системы, практичное обмундирование защитного цвета и ротное учение, проделанное безупречно, служили доказательством, что европейские инструкторы добросовестно отнеслись к порученному им в Китае делу.

* * *

Мое первое посещение Владивостока было связано с судьбой еще недостроенной крепости.

Когда же после первой поездки я доложил государю все мною виденное и точку зрения о необходимости доведения Владивостока до мощной первоклассной крепости, его величество с большим вниманием вникал во все подробности моих соображений и выводов. «Инстинктивно я всегда это чувствовал, – сказал он, – но ясно и определенно у меня это не укладывалось. Теперь у меня уже нет ни малейшего сомнения, что вы правы, и надо приняться за это дело решительно – потеряно немало времени».

Ввиду такого решения я просил командировать во Владивосток самого генерала Вернандера для наблюдения и руководства производством крепостных работ. Обширный крепостной район и сложность работ требовали большой энергии, технических знаний, опытности и зоркого глаза. Все это совмещалось в избранном руководителе работ, и грехи предыдущих строителей покрыты были плодотворною деятельностью Вернандера.

В первой же поездке я убедился, что казарменный вопрос в Приамурском округе обретается не в авантаже, как говорили в доброе старое время. Были еще части войск, помещавшиеся в землянках. Государь возмутился, когда узнал об этом от меня, и, по-видимому, министру финансов не удалось отвертеться на этот раз, так как его величество мне твердо и уверенно объявил, что деньги на казармы Приамурского округа будут ассигнованы.

К сожалению, должности командующего войсками и генерал-губернатора не были объединены на этот раз в Хабаровске в одном лице.

Едва ли административные способности начальника края генерал-губернатора Гондати заслуживали особого поощрения. По крайней мере, распоряжение, запрещающее наем китайцев на работы, отразилось так неблагоприятно на обширных постройках военного ведомства, что расстроило все сметы: вместо одного рубля в сутки пришлось платить три и оплачивать, сверх того, дальний путь русских рабочих из внутренних губерний.

Знаменитое же его «пломбирование» китайцев в наших пределах не обошлось без форменного скандала2.

Когда руки мокли, бечевки набухали, кровообращение задерживалось, терпеливые китайцы приходили в полицию, протягивая посинелые руки. Эти покорные люди не решались освободиться самовольно от наложенных русскими властями пломб, причиняющих им страдания.

Когда узнали об этом в Пекине, то там последовало контрраспоряжение: проделывать то же самое с русскими местными жителями в Китае, но только запломбировывать не руки, а шею. Первым дошедшим об этом слухам не поверили, приняв за анекдот, но, к сожалению, это затем подтвердилось фактически.