Книга Любовь без рецепта, или История Нади Шараповой, родившейся под знаком Девы - Елена Ларина

Он махнул рукой.

— Словом, мой вердикт такой — все они друг друга стоят и, по-моему, тебе лучше остаться у нас!

У меня на этот счет сложилось совершенно другое мнение.

Может быть, та Надя Шарапова, что когда-то уезжала из этого города в надежде на любовь и счастье, и вняла бы отцовскому совету. Тогда я искренне верила, что родители в самом деле лучше меня разбираются в жизни. Но за несколько последних лет я сильно повзрослела и больше склонялась к тому, что права моя ненаглядная сестрица. Нужно было до конца разобраться в ситуации.

Отец, видимо, почувствовал что-то в моем взгляде, потому что посмотрел строго, как обычно глядел на Ленку, и покачал головой.

Однако наутро моя давешняя решимость растаяла, пришло похмелье и в прямом, и в переносном смысле. Я без сил валялась в кровати.

— Ох, хорошо, еще Мишка маленький — хорошенький пример подрастающему поколению подаешь, мадам! — выговаривала мама.

Я куталась в одеяло, разглядывая комнату — знакомые с детства, дорогие сердцу вещи. Желтые в цветочек занавески, которые покупали и вешали мы с сестрой. Старенький письменный стол, за которым я всю школу делала уроки. Машинка «Зингер» в углу, на которой по привычке мать до сих пор что-то там варганила — теперь уже внуку. Отец, слава богу, мог позволить приобретать самые разные технические новшества, но кое-что мать предпочитала делать по старинке.

Хорошо было представить себя снова маленькой, но Мишка, уже вставший и суетившийся возле постели, не давал забыть, что на самом деле я давно уже вышла из детского возраста.

— Мама Надя! — сказал он.

К моему лицу прижался огромный плюшевый медведь.

— Доброе утро, мама!

— Так мама или мама Надя? — спросила я.

— Нет, ты просто мама, а Лена — мама Лена!

Изумительная детская логика. Я так многого не знаю о собственном ребенке и завидую маме и Лене, которым известно все. Да, конечно, были долгие обстоятельные письма от мамы, где она передавала мне почти каждое слово, сказанное Мишкой. Но одно — читать слова на бумаге, а совсем другое — видеть его счастливые глазенки, слышать его серьезный лепет.

Он не дал мне умыться и сразу потащил показывать все свои игрушки.

— Хрюша, — Мишка сунул мне в лицо огромную розовую надувную свинью.

— Назовем ее Нина! — предложила я.

— Собака!

Я смотрела, как он суетится — белесые волосы, нос пуговкой. Интересно, каким он будет, когда вырастет? Да, вот оно счастье, нет его слаще. Поцеловала его в макушку. Мишка засопел и забарахтался, выбираясь из моих объятий. Телячьи нежности, оказывается, его раздражают. Кроме того, нужно было продолжить начатую инвентаризацию слонов и обезьянок.

Родители завалили его игрушками. Я выбралась из кучи мишек и машинок, а чтобы Мишка не расстроился, взяла на руки и закружила по комнате. Он прижался ко мне, обхватил ручками мою голову и прошептал:

— Я тебя очень люблю!

Милый, милый. Я тебя тоже очень люблю.

Я возвращалась в Петербург. Мишка цеплялся за меня, обливая слезами.

— Я вернусь, мой хороший, — пообещала я и крепко-крепко прижала к себе теплое родное существо.

— Лучше бы все-таки я поехала с тобой! — мрачно сказала Лена на вокзале. — Зря отбрыкиваешься!

— Тебя нельзя выпускать на простор — ты от города камня на камне не оставишь… Сиди и лелей планы.

Странное дело, но возвращению в Петербург я радовалась едва ли не меньше, чем поездке домой, в Новгород. Если бы еще Мишка был со мной! Но сейчас тащить его сюда было не время. Этот город стал мне родным несмотря на все горести, которые мне довелось здесь пережить. И подходя к тетушкиной хрущовке, я ощутила волнение. Как бы там дальше ни сложилось — это моя жизнь, и решать ее мне самой.

Максик едва не ошалел от радости. Бедняга, наверное, решил, что нам уже не суждено никогда свидеться.

— Быстро возвратилась! — нахмурилась тетя Валя, хотя я видела, что на самом деле она рада моему возвращению. — Что так? Сидела бы спокойно в Новгороде. Тут тебя со всех сторон разыскивали…

— В смысле?

— Бывший твой приходил, поддавший… Просил у меня за что-то прощения. И прогнать совестно, и слушать невозможно. Обещал трубу сменить у батареи. Еле дождалась, пока уйдет. Хорошо хоть, соседи не видели.

Надо же, совесть проснулась. Впрочем, это ведь так — пьяные бредни!

— Потом звонил твой доктор, этот ничего не сказал, но тон был жалостливый. Спрашивал, что ты да как! Пришлось сказать телефон…

Я промолчала.

— И еще, — она замялась, — звонил еще следователь…

Телефоны были записаны аккуратной тетей Валей в записную книжечку. Бывшего супруга я решила пока не беспокоить. Его раскаяние меня не очень беспокоило, и я не сомневалась, что стоит его потревожить, начнет тут же выпрашивать деньги. Не будите спящую собаку, как сказал папа.

Что касается следователя, то, пожалуй, следовало сначала поговорить с Игорем — выяснить обстановку. По словам тетки, звонили утром, я еще была на вокзале. Следователь наверняка звонил в Новгород, но меня не застал — я уже выехала обратно. Следовательно, сейчас он снова будет звонить сюда.

Раздался звонок.

— Тетенька, милая, скажи, что я еще не приехала или с собакой вышла!

— Ну вот, — проворчала она недовольно, — на старости лет еще в тюрьму загремлю за пособничество особо опасной преступнице.

Шутила, конечно. Тете Вале и на миг не пришло в голову, что я могу быть замешана в каком-нибудь деле. Она вздохнула и взяла трубку.

— Это — твой! — сказала она, протягивая мне трубку.

— Коля? — я сделала большие глаза.

— Нет — Игорь!

На ловца и зверь бежит. Удивленная, я взяла трубку. Впрочем, подумала тут же — чему удивляться? Наверняка он тоже догадался позвонить мне домой, в Новгород, и узнал, что я возвращаюсь.

— Меня подозревают! — сообщил Игорь, даже забыв поздороваться.

— В смысле?

— Это не телефонный разговор! — сказал он. — Боюсь, меня могут прослушивать, и тебя тоже, кстати!

Хотелось сказать, что меня прослушивать могут сколько угодно. У меня секретов нет, я честная. Но по голосу Игоря поняла, что он здорово напуган.

— Хорошо, — вздохнула я, — чего ты от меня хочешь? Прятать тебя я не стану, так и знай…

— Нет! — сказал он. — Просто давай встретимся и поговорим. О нас и о том, что произошло.

— Ты уверен, что это нужно?

— Мне нужно! — выкрикнул он с каким-то отчаянием. — Моя жизнь катится под откос, сумасшествие какое-то… Они считают, будто это я взорвал Ружевского и поджег лабораторию.