Книга Витте - Сергей Ильин

Все без исключения кредитные учреждения ставили довольно жесткие условия кредитования клиентов по «онкольным счетам». Залоговая стоимость обеспечения устанавливалась на 10–20 % ниже рыночной расценки бумаг; кредит мог быть закрыт в любое время по желанию банка без объяснения причин; в случае понижения биржевой цены залога заемщик обязывался в течение трех дней покрыть разницу, в противном случае банк немедленно приступал к экзекуционной продаже ценностей, обеспечивающих ссуду.

Крупные убытки на операциях с одним клиентом могут совершенно расстроить дела любого банка. После того как курс акций Московско-Ярославской дороги покачнулся из-за распространившихся на бирже слухов о злоупотреблениях ее правления, а Мамонтов не внес недостающую по залогу сумму, правление банка во главе с А. Ю. Ротштейном посчитало необходимым ликвидировать свои сделки с Мамонтовым: закрыло кредит, расторгло договор и потребовало безотлагательного возвращения ссуды. Это стало началом конца. Но конец еще не наступил — С. И Мамонтов обратился за поддержкой к своему хорошему знакомому министру финансов С. Ю. Витте.

«Теперь не времена Канкрина». Эту фразу министр финансов, статс-секретарь С. Ю. Витте произнес во время беседы с ходатаем по делам Саввы Ивановича, известным писателем и инженером-путейцем по основной профессии Н. Г. Гариным-Михайловским. По всей вероятности, министр имел в виду те формы поддержки отечественной промышленности, которые получили некоторое распространение в царствование Николая I.

В 1824 году министр финансов Е. Ф. Канкрин ввел новое «Положение» о выдаче ссуд из Государственного заемного банка, вскоре распространенное и на другие казенные кредитные учреждения — Сохранную казну и приказы общественного призрения. Им предусматривалось инвестирование государственных средств в основной капитал частных промышленных предприятий с личного разрешения министра финансов. Оно оформлялось как долгосрочные ссуды под залог недвижимого имущества, главным образом строений производственного назначения.

Образованному в 1860 году Государственному банку промышленные ссуды, обеспеченные неликвидами, безусловно запрещались. Тем не менее, как уже говорилось выше, он широко практиковал, особенно в 1870–1880-е годы, «воспособление» крупным промышленным фирмам, заботясь скорее о надежности залога, нежели о его ликвидности (то есть о возможности безубыточной реализации в короткие сроки).

После принятия в 1894 году нового устава Государственного банка его деятельность на поприще поддержки отечественной промышленности и торговли претерпела существенные перемены со стороны формы. Во-первых, претендовавшие на «воспособление» предприятия подвергались предварительному обследованию и в случае принятия положительного решения в их руководящие и контрольные органы вводились полномочные представители Госбанка. Во-вторых, принимались всевозможные меры к скорейшему высвобождению банковских средств. В-третьих, банк в большей степени, чем прежде, интересовался кредитоспособностью самих хозяев опекаемых фирм и требовал от них личных поручительских векселей различной срочности в качестве дополнительного обеспечения открываемому кредиту. Тем самым при необходимости погашение капитальной задолженности и уплата процентов осуществлялись из средств, полученных от реализации движимого и недвижимого имущества векселедателей.

Судорожные метания С. И. Мамонтова в поисках средств для поддержки своих широкомасштабных экономических проектов не могли остаться вне поля зрения банкиров и финансистов. Они создавали серьезные подозрения насчет кредитоспособности его самого и руководимых им фирм. В такой ситуации реакция С. Ю. Витте на предложение Н. Г. Гарина-Михайловского — промышленный кредит Невскому заводу под обеспечение вторым выпуском паев на сумму 6 млн руб. — выглядит вполне логичной. Просителю министр отказал, посоветовав Савве Ивановичу поискать частные капиталы, а предлагаемый залог обозвал «ватерклозетной бумагой». Уже из сокращенных балансов, опубликованных в «Ежегоднике Министерства финансов», можно было с серьезными основаниями предположить, что Товарищество Невского завода находится на грани финансового краха.

По итоговому балансу предприятия за 1897/98 операционный год имущество без погашения оценивалось в 7,3 млн руб., стоимость товаров и материалов — 4 млн руб., дебиторская задолженность — 2,9 млн руб., прочие статьи актива (товары в производстве) — 1,5 млн руб. Им противостояли в пассиве: уставный (акционерный) капитал в сумме 1,5 млн руб., амортизационный капитал — 451 тыс. руб. и прибыль в размере всего 337 тыс. руб. — собственных средств имелось, таким образом, всего на 2,3 млн руб. Зато претензии разных кредиторов к предприятию были показаны в балансе в сумме 12,2 млн руб. Получается, что не только весь оборотный, но и значительная часть основного капитала, а также счет дебиторов С. И. Мамонтов сформировал из заемных средств! Даже обязательный для всех акционерных компаний запасный капитал, предназначенный для покрытия случайных убытков и для выдачи пайщикам дивиденда в бездоходные годы за все 7 лет существования Товарищества так и не был образован — вся прибыль уходила на погашение долгов.

Дивиденд пайщикам не выплачивался, а раз так, то разместить новый выпуск бумаг на бирже предприниматель не смог — кто же будет покупать бездоходные бумаги! Поэтому второй выпуск паев на сумму 6 млн руб. Савве Ивановичу пришлось оставить за собой. Бумаги не были им оплачены из-за отсутствия средств, поскольку все личное его имущество было уже заложено и перезаложено. В нарушение всех правил Мамонтов использовал паи второго выпуска в качестве залога. В материалах следственного дела читаем: «Сделав новый выпуск паев… они (Савва и Николай Ивановичи. — С. И.) внесли эти паи в кассу Общества Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги и просили списать со счета Невского товарищества соответствующую сумму и этой суммой дебетовать их счета с обеспечением этих счетов внесенными паями. При этом следует, однако, заметить, что эти паи Невского товарищества никакой биржевой действительной цены не имели, не пользовались правом биржевого обращения и не приобретались посторонними лицами. За эти паи Мамонтовы ничего не уплатили Невскому товариществу, а получили их взамен принятого на себя обязательства перевести на свой счет часть вексельного долга товарищества Обществу Московско-Ярославско-Архангельской железной дороги»133.

С. Ю. Витте по-человечески совершенно искренне сочувствовал С. И. Мамонтову в постигшем его несчастье. Художнику К. А. Коровину он сказал: «Я знаю, что Мамонтов честный человек, и в этом совершенно уверен». Прощаясь с ним, он обронил странную фразу: «Что делать, сердца нет…»134 По-видимому, С. Ю. Витте имел в виду себя — государственного деятеля.

Совершенно напрасно иные публицисты отводят С. Ю. Витте роль инициатора крушения «мамонтовского дела». Наоборот, Мамонтова не без участия главы финансового ведомства спасли единственно возможным в сложившейся ситуации способом, а именно: выкупили завод и дорогу в казну, выплатив кредиторам Мамонтова 30 % номинальной стоимости акционерного капитала. Среди бумаг пухлого следственного дела сохранилась копия официального письма старшего маклера фондового отдела Петербургской биржи, в котором сообщается о неудаче попытки реализовать на рынке ценных бумаг паи Товарищества Невского завода за 30 % их нарицательной стоимости. Не нашлось желающих купить их и по более низкой цене. Так что Савва Иванович еще легко отделался — ведь в случае продажи завода за бесценок с аукциона он вообще мог остаться без гроша в кармане.