Книга Сложности любви. Добрачные отношения - Дмитрий Семеник

– Если говорить на тему вины – я знаю как минимум двух женщин, у которых бабушки имели по десять и больше абортов и не проявляли никаких признаков чувства вины.

– Чувство вины не так просто обнаружить. Чувство вины за сделанный аборт глубоко-глубоко прячут. Его заталкивают так глубоко, что оно прячется в других проявлениях. Например, в строгом воспитании детей. Чувство вины может прятаться за эмоциональной холодностью. Или же, наоборот, другая форма – безумная, удушающая родительская любовь. Но это «любовь» в кавычках, не настоящая любовь, это сверхопека.

Другая прячет чувство вины за женской активностью, активностью профессиональной, очень часто за синдромом «спасателя»: «Мне так плохо. Я не знаю, почему мне плохо, но я готова спасти весь мир; я буду подбирать кошечек, собачек, я буду помогать всем своим незамужним подружкам решать им проблемы, я буду «жилеткой» для всех коллег на работе».

Чувство вины может принимать разнообразные формы, но это все будет говорить о том, что есть в этой женщине что-то такое, что не дает ей жить. Я заметила одну общую вещь у клиенток с постабортным синдромом: непреодолимая тоска в глазах. От нее они никак избавиться не могут, ничем.

– Существует статистика о том, как часто распадаются пары после аборта?

– Если пара, не состоящая в браке, – девяносто процентов, по всем данным исследований, проведенных за рубежом. У нас, к сожалению, таких исследований никто не проводил.

– А если в семье?

– Если в семье – это дисфункциональные семьи просто. Конечно, они и распадаются гораздо чаще, но статистика мне неизвестна. Многие психологи считают, что аборт – эта табуированная тема – является одной из ключевых причин развода.

– Почему? В чем причина? Я знаю такие истории, когда происходил выкидыш, и трагедия, совместные переживания отца и матери по поводу этой смерти, еще больше сближали эту семью.

– В случае выкидыша у них была возможность совместно пережить боль утраты и быть друг для друга поддержкой. Это не была тема-табу, запрещенная, они об этом говорили. Это так же, как утрата близкого человека в семье, которую можно пережить вместе, и она может объединить семью еще больше. Они могла вместе выразить свои чувства боли, чувства потери, они могли вместе выплакать.

А что происходит в случае аборта? Запрет на проявление любого чувства потери, они не могут выразить, они не могут попрощаться, они не могут даже об этом поговорить.

– А что если кто-то один из них предложил: «Давай погорюем. Вот видишь, как печально: мы год назад его убили, вот сейчас бы был у нас ребенок».

– «Погорюем» – это чувство утраты только, а что с чувством вины?

– Может быть, они могут как-то в этот момент и раскаяться? И что тогда произойдет с ними?

– Если они осознают чувство вины, раскаются и почувствуют необходимость попросить прощения – это путь к разрешению проблемы. Можно поделить ответственность за содеянное между собой поровну, можно понимать, что «мне плохо», но этого недостаточно. Это тот момент, который должен привести их в храм. Потому что это еще и совместный грех. Они убили того, кто являлся не их собственностью, кто был творением Божиим, Его подарком.

– Понятно, что для любви нужно подальше от греха держаться, потому что грех убивает любовь. И что получается: людей связывает уже не какое-то добро и созидательный труд, а связывает соучастие в убийстве. И как вот соотносится способность любить и такой тяжелый грех? Разве вообще возможно сохранение любви после такого?

– Очень хороший вопрос, самый трудный, наверное. Тут будет стоять вопрос о научении заново любить друг друга. После того как они смогут пережить эту трагедию вместе, после того как они придут к исповеди вместе, – после этого просить Бога о том, чтобы Он им помог исцелить их любовь.

Роды после аборта

– Что происходит, если после аборта следующего зачатого ребенка пара все-таки рожает?

– Прежде всего надо задать вопрос: каков мотив рождения этого ребенка? Если женщина рожает, потому что у нее сильное чувство вины, которое она осознает, и она хочет заменить того убитого ребенка, – соответственно, всю жизнь этот ребенок будет играть роль заместителя того, умершего. На него будут накладываться повышенные требования: «Ты должен быть тем лучшим», – потому что идеализируется образ умершего ребенка, которого они убили. «Ты должен быть лучшим, ты должен быть самым первым, ты должен быть идеальным». Незавидна эта роль заместителя. Бедный этот ребенок, который растет под гнетом идеала.

Кроме того, у него тоже будет синдром выжившего. У всех детей, рожденных после аборта, будет ярко выраженный синдром «выжившего». Это экзистенциальное чувство вины: он живет, когда другие погибли.

Если же его родили не как заместителя, а просто потому что он долгожданный, желанный…

– Но как он мог быть долгожданным, если…

– Но родители ему декларируют, что он долгожданный. Не сразу родили после аборта, а через какое-то время, и сами себя сознательно уговаривали в том, что это у них долгожданный ребенок…

– Что «теперь мы готовы»…

– Да, «мы теперь уже созрели, мы все сделали, подготовили». Ребенок все равно будет знать, что он выжил. И какую же ответственность он несет, если должны были погибнуть до него для того, чтобы он жил.

– Ну, «знать» – это в кавычках, на подсознании.

– В моей практике были примеры детей с синдромом «выживших». Они четко знали, кто у них должен был быть – братик или сестричка. На подсознательном уровне. Этот феномен известен и по исследованиям, когда один близнец, например, умер внутриутробно, а второй родился. На протяжении всей своей жизни выживший знал, что он близнец, и что у него был братик или сестричка.

Точно так же и с выжившими детьми. Они очень часто говорят так: «Мы всю жизнь жили с сознанием, что нам кого-то не хватает, как будто кто-то должен быть, а его нет». И с этим вот чувством они живут всю жизнь. И, соответственно, поведение этих выживших детей тоже может быть крайнее: часто они становятся очень послушными, очень положительными, очень хорошими детьми – «предельно хорошими» детьми. В кавычках, потому что они будут исполнять любую волю родителей, подсознательно боясь того, что от них могут избавиться, если они не будут хорошими.

– И как же они при этом могут относиться к своим родителям?

– Доверия к родителям нет и не будет.

– Я слышал такую фразу, что выжившие дети мстят родителям за убитого.

– Да.

– И когда вы говорите, что у них есть чувство вины, – у них есть чувство только своей вины, или все-таки чувство вины родителей тоже?

– Родителей тоже. Даже если это чувство вины родителей не врожденное, они это чувствуют в семейных отношениях. Система семейная не позволяет никаких компромиссов, там дети все чувствуют на себе.