Книга Секта - Микаэль Крефельд

Опираясь на трость, мужчина вперевалку поковылял к сцене. На носу у него были большие солнечные очки с синими стеклами, закрывавшие половину лица. Но Томас узнал его по портрету на обложке книги, которую получил от Виктории. Это был он – тот самый, кого здесь все называли Учителем. Самозваный пастор Якоб Месмер собственной персоной наконец явился.

Якоб Месмер прошествовал по сцене к приготовленному посередине креслу и тяжело опустился на сиденье. Вялым движением руки он помахал собравшимся, которые ответили на это новым взрывом аплодисментов. Затем к собранию обратилась Биргитта, прося всех занять свои места. Томас дольше всех не садился, постояв главным образом для того, чтобы обратить на себя внимание Якоба Месмера. Удалось ему это или нет, было трудно сказать.

Самуэль продолжил богослужение, прочитав проповедь. В отличие от понурого Якоба Месмера, он словно лучился энергией. Томас слушал его вполуха и был больше занят тем, что разглядывал Якоба, который с виду вовсе не походил на того великого духовного вождя, каким его представлял в своих отчетах Беньямин. Казалось, что его усадили на сцену, потому что того требовали обстоятельства. Как дряхлого папу, который независимо от состояния здоровья вынужден выполнять свои обязанности до самой смерти. Восседающий на сцене Якоб Месмер выглядел усталым стариком, хотя по возрасту был ненамного старше Томаса.

Община снова дружно запела. Слова были другие, но смысл тот же самый. Опять они славили Господа, распевая такой же доморощенный псалом. Сидевшие впереди начали воздевать к небу руки, тогда как другие, поднявшись со стульев, равномерно покачивались в такт пению. Даже бритоголовые стражники поддались воздействию хорового пения. Томас обернулся на стуле и посмотрел в сторону синих комбинезонов у стены. Все стояли с закрытыми глазами, погруженные в себя, и тоже пели. Томас заметил среди них и Беньямина. Тот стоял с распростертыми и воздетыми руками, словно пытался обнять небеса. Давно уже Томас не чувствовал себя таким одиноким среди большого скопления людей.

После часа проповедей и хорового пения Самуэль обратился к собранию с вопросом, нуждается ли кто-либо в молитвенном заступничестве. В ответ поднялся лес рук, и всех желающих, одного за другим, без различия социального статуса, стали вызывать на сцену к Самуэлю.

Самуэль выслушивал каждого в отдельности и, узнав, какие трудности встретились на его жизненном пути, громко повторял услышанное со сцены, чтобы все присутствующие могли приобщиться к проблеме своих собратьев. Таким образом, обряд, с одной стороны, был сеансом духовного исцеления, а с другой – публичным покаянием. Тем более что говорилось не только о физических недугах, от которых жаждали исцелиться члены общины, но также и о проблемах психического плана. В последнем случае неизменно ставился диагноз бесовской одержимости. И по словам Самуэля выходило, что сегодня в помещении присутствует особенно много бесов. К счастью, их всех можно было изгнать, и, соответственно, каждый страдающий переходил к Якобу Месмеру, опускался перед ним на колени, а Якоб возлагал руку на его голову и бормотал молитву. По мере того как дело шло к вечеру, возлагание рук становилось все более небрежным. Казалось, Якоб утомился от сеанса.

Когда все наконец получили молитвенное заступничество, Самуэль почтительно обратился к Учителю с просьбой, чтобы тот сказал общине несколько слов. Биргитта поднесла Якобу Месмеру микрофон, и, глотнув воды, он обратился с речью к собранию. Томас не ожидал, что у этого плотного мужчины окажется такой тонкий голос, зато говорил он не смягчая выражений, а напротив, обрушивался на паству со всей суровостью, обвиняя ее в слабости и нестойкости. Всех без исключения он объявил грешниками, отдавшимися, вследствие своей распущенности, жадности, гордыни, лености, завистливости и, не в последнюю очередь, чревоугодия, во власть бесов настолько, что это грозит гибелью всей общине. А потому он потребовал от всех подчиниться Слову Божьему и молить о прощении. Закончив свою яростную речь, он отшвырнул от себя микрофон. Микрофон покатился по полу, вызвав громовые раскаты в динамиках.

Томасу показалось сомнительным, чтобы Якоб Месмер потратил на подготовку этой проповеди много времени, так что все говорило в пользу того, что Якоб Месмер и остальные представители руководства общины просто старались взять его измором. Он вынужден был признать, что им это почти удалось: он был измотан и мечтал о том, чтобы поскорее покончить с этим делом и отправиться восвояси.

– А теперь давайте дружно обнимемся, – обратился Самуэль к общине.

Все сразу, как по команде, вскочили с мест и задвинули стулья к стенке. Томас встал последним, и его стул тоже кто-то унес. Члены общины, не обращая внимания на социальные различия, начали собираться в кучки по восемь-десять человек. Обнявшись по-братски за плечи, они принялись молиться и говорить на языках. Истовая многоголосая мольба свидетельствовала о том, как велика власть Якоба Месмера над порабощенными душами членов общины.

Почувствовав на плече чью-то руку, Томас обернулся. Перед ним стояла Биргитта. Глядя ему в глаза, она натянуто улыбалась:

– Учитель желает с вами говорить.

Томас взглянул на сцену, где величественно восседал Месмер. Лениво подняв руку, он толстыми пальцами поманил Томаса к себе.

51

Биргитта склонилась перед развалившимся в кресле Якобом Месмером, и тот равнодушно взглянул на Томаса.

– Учитель, вот человек, о котором я вам говорила. Его зовут Томас Раунсхольт. Он хотел с вами поговорить.

– Зовите меня просто Ворон, – сказал Томас и протянул Якобу руку.

Якоб Месмер нехотя ее пожал. Пожатие у него было такое вялое, словно его рука была из теста.

– Я заходил сюда несколько раз, чтобы передать вам вот это, – сказал Томас, протягивая конверт. – Но вы тут, кажется, под неусыпным присмотром, – добавил он, кивая на Биргитту, которая собралась уходить.

Якоб Месмер лениво посмотрел сквозь синие очки на конверт, взял его и положил себе на колени.

– Я слышал о вас. Я видел все, что происходило вокруг вас.

– Да что вы? И каким же образом.

Якоб Месмер поднял руку и указал пальцем на потолок:

– ОН показывает мне все.

– Полезно иметь такие связи, – усмехнулся Томас.

– Вы – неверующий. ОН мне это уже сказал.

– У всякого своя вера.

– Нет, – возразил Якоб Месмер. – Изощренные толкования, извращающие смысл, – любимое занятие грешников и еретиков.

Томас не стал отвечать. У него не было никакой охоты вступать с Якобом Месмером в богословские споры.

Якоб Месмер взглянул на конверт:

– Мне не требуется обращаться к Богу за помощью, чтобы узнать, кто его отправитель. Как вы меня разыскали?

– Шел за хлебными крошками – старое доброе полицейское ремесло.

На лице Якоба Месмера появилась саркастическая гримаса.