Книга Моя сестра - Мишель Адамс

Чувствую, как на лбу у меня появляется пот, и поднимаю руку, чтобы стереть его. Элли выставила меня совсем другим человеком, и эти идиоты, которые давали показания, делают выдуманный ею мир осязаемым. Конечно, она может обдурить психиатра. Это так очевидно, но я даже и представить себе не могла такое. Не видела, что надвигается на меня. Все это было ее планом с самого начала. Черт, она меня просто подставила.

– Я выпью еще кофе, – произношу я.

Глава 29

От зачитанных показаний мне становится нехорошо. Я хочу сбежать. Хочу сказаться больной. Хочу наорать на нее, сказав, что она глубоко ошибается. Я не делала ничего из того, что мне приписано. Меня окутала паутина ее лжи настолько, что я начинаю сомневаться, не я ли создала эту ложь.

– Тоже не похоже на Элеанор, не так ли? – Она проигнорировала мою просьбу о кофе и подталкивает ко мне фото Элли. – Если верить вашим словам, по крайней мере. – «Высокая, которая еще симпатичная», – пробегает в моей голове. Она говорит, что ее сестра злая, язвительная и сумасшедшая.

– Нет, – говорю я. – Не похоже.

– Более того, нет никаких записей о том, что она лечилась от психических заболеваний. У нас есть полный доступ к ее истории болезни, и там ничего нет, кроме пары посещений терапевта и этого врача, который давал показания. Он консультировал ее лично и, по сути, сделал заключение, что она здорова.

– Этого быть не может, – говорю я, вспоминая, что она сама мне рассказывала, что родители отправили ее в клинику. – Она точно лечилась. Должна была. Я знаю, что это было так.

– Как вы можете быть столь уверены? Вы не виделись с ней годами, как здесь сказано. Даже теперь, когда она пропала, вы не пытались ей позвонить. Звонили ли вы хоть кому-то?

– Да. Уитеррингтону. Это юрист, который оформлял наследство моего отца. Я говорила с ним.

– Мы прекрасно знаем, кто это, доктор Харринфорд. – Она достает ксерокопию, похожую на завещание моего отца, строки в тексте выделены желтым и розовым маркером. Небольшие стикеры приклеены, чтобы отметить важные и интересные детали. Замечаю, что четвертый пункт отмечен и маркером, и стикером. – Причина, по которой мы его знаем – в завещании, подписанном вашим отцом в день, когда вы приехали в Хортон. Его нашли в доме ваших родителей. А теперь и у вас дома, верно? Полагаю, вы видели его ранее.

Я раздумываю, не соврать ли, но отмечаю про себя, что смысла в этом нет. Может не помочь, а навредить еще больше.

– Я видела его, да.

– И даже не подумали сообщить нам? Элли в нем нет, так ведь? Не могу придумать лучшей причины для огорчения и чувства собственной уязвимости. – Опять это слово – «уязвимость», слово, которое напоминает мне о том, как далеки они от правды. – Потеряв обоих родителей, она выясняет, что отец отказал ей в наследстве. И как мы только что слышали, она не испытывает нужды благодаря семье. Это же как пощечина, после всего, что произошло, не правда ли? Видите это? – спрашивает она, указывая на абзац, выделенный розовым стикером. – Возможно нет, потому что это копия, и здесь бумага сморщилась. От пятен. Мы провели анализ и выяснили, что это слезы, доктор Харринфорд. Без сомнения, они принадлежат вашей сестре. На завещании отца, которого она обожала, с которым у нее были хорошие отношения. Все подтверждается показаниями психиатра. И он вычеркивает ее из завещания сразу, как только приезжаете вы. Как вы это объясните?

– Я затрудняюсь ответить.

Она опускает листки обратно в файл и отпивает холодный кофе. Она не сводит с меня усталых глаз, похожих на птичьи, все то время, пока садится обратно и складывает руки, словно толстый техасский шериф.

– Почему вы изменили время вылета в ночь перед смертью вашего отца?

– Я не меняла. Я опоздала на самолет.

– Вы уверены в этом? – Она достает другой лист бумаги, и я чувствую, как начинаю краснеть, потому что, хоть я и знаю, что сказанное мной – правда, у меня есть отвратительное предчувствие, что она докажет мне обратное. – Вот что мы получили от авиакомпании. – Это похоже на скриншот, сверху виднеется логотип «Внутренние перелеты: В верном направлении!». Она подталкивает его ко мне. Вижу слова «Управление бронированием». Читаю и понимаю, что, по-видимому, перенесла отлет на следующий день. Это сделала я? Я этого не помню, но в ту ночь было много всего, о чем я не помню.

– Я этого не делала, – говорю я с оттенком неуверенности в голосе. Подношу пальцы к носу, ощущаю запах никотина. – Это, скорее всего, сделала Элли.

– Для того чтобы изменить рейс, нужно иметь личные данные пассажира. Могла ли она получить к ним доступ?

Я думаю о сумке, лежащей в моей комнате, в ней есть все. Она могла бы откопать там информацию о рейсе. Но также она могла обнаружить их и в кабинете, я оставила их там во время поминок по матери. Я была неосмотрительна. Забыла, как играть в эту игру. Опускаю взгляд вниз, на бумагу, и просматриваю информацию. Время изменения 16:35.

– Это сделала Элли. – Я постукиваю пальцами по столу, чешу голову. – У нее был доступ к моим личным вещам и, очевидно, она внесла изменения. Онлайн можно быть кем угодно, вы же понимаете. Тогда мы обе находились в доме.

– Но вы не оставались в доме на ночь, не так ли? Вы были в отеле с мужчиной по имени Мэтью. – Она достает изображение, сделанное какой-то не самой лучшей камерой наблюдения, и выкладывает его на стол. Нет никаких сомнения, что это я, мое лицо приближено к его, он удерживает меня, как будто я вот-вот сползу на землю. – Вас видели целующейся с ним в фойе, и после, несколько позднее, вас застукали на лестничной площадке третьего этажа, занимающейся кое-чем другим, что подразумевает использование рта. Могу и это доказать, если желаете. – Я подношу руку ко рту, прикрывая его, как будто меня сейчас стошнит. Вероятно, пытаюсь скрыть доказательство. Она держит другую фотографию так, что я не вижу, что на ней изображено. – Но лучше вы просто это признаете. Это избавит нас обеих от стыда.

Элли превосходно все продумала. Втянув в это Мэтта, я только усугубила свою вину и придала лоск ее непорочности. Я отлично сыграла уготованную мне роль. Я должна была подумать, что это не имеет значения.

– Что признать? Что я переспала с парнем, когда была далеко от дома. Не я первая, не я последняя. Это не значит, что я имею какое-то отношение к завещанию или к тому, что отец его изменил. Это не доказывает, что это я изменила время вылета. Я оплатила билет, когда летела в следующий день. Зачем бы мне это делать, если я знала, что сама изменила время вылета? – Стараюсь, чтобы голос звучал непреклонно, но мало приятного в том, чтобы быть пойманной, когда ты одной рукой в банке с печеньем.

– Нет, вы не первая. И, если уж честно, меня не волнует, с кем вы спите. Меня волнует вот что. Будем считать, что все, что вы мне сказали – правда. Я повторю вкратце. – Она встает и начинает ходить по комнате кругами. – У вас нет родственных чувств к матери, и все же вы спешите на самолет, когда она умирает. Вы говорите, что это, чтобы поддержать вашу сестру, однако с этой же самой сестрой вы отказались иметь какие-либо отношения много лет назад. Следующие несколько дней вы проводите, ворча на нее, пока она пытается провести время вместе с вами. Ведете себя так, будто бы ничего важного не произошло, идете в тренажерный зал, потом выпить. Затем, после того, как ваш отец переделывает завещание и, впоследствии, совершает самоубийство, вы меняете время вылета и, в результате, делаете минет незнакомцу в коридоре отеля.